Его голос почти сорвался, глаза наполнились слезами, которые он
пытался сдержать, но они всё равно побежали по щекам.
— Ну же, скажи мне! Скажи! — воскликнул он, и в его крике было
всё — и отчаяние, и горечь, и непонимание
Мирон почувствовал, как в горле сдавило тугим узлом, мешая
говорить. Его дыхание стало неровным, обрывистым, словно каждый
вздох требовал от него усилия. Глаза начали жечь, и в эту боль
вплелась тяжесть, которая опустилась прямо на сердце.
Он закрыл лицо руками, пытаясь спрятать себя, свою слабость, но
это только усугубляло ощущение беспомощности. Горячие слёзы
побежали по щекам, срываясь каплями на землю. Они текли быстро, как
будто внутри него прорвало давно сдерживаемую плотину.
Вздохи становились громче, перерастая в всхлипы, которые он не
мог больше скрывать. Мирон сжал пальцы, крепче прижимая ладони к
лицу, словно это могло удержать его от полного срыва, но звуки уже
вырывались наружу.
Каждая слеза, каждый хриплый вдох словно шептали миру его боль.
Вокруг было тихо, будто даже сама реальность затаила дыхание, не
смея нарушить этот момент.
Мирон рухнул на колени, не замечая боли, когда твёрдая
поверхность пола впилась в его холодные руки. В его плаче не было
слов — только бесконечный поток эмоций, которые разрывали его
изнутри
Фрея молчала, глядя на него с непроницаемым выражением лица. Её
взгляд был напряжённым, но без осуждения или раздражения. Это
молчание тяготило ещё больше, и Мирон ощущал, как груз слов,
которые он только что произнёс, становится всё тяжелее.
У базы данных мини-Кепочки и Фреи нашлись слова, которые могли
описать состояние Мирона: **эмоциональное выгорание на фоне стресса
и чувства беспомощности, а также кризис идентичности и
ответственности**.
Мини-Кепочка отчаянно искала знания, которые могли бы помочь
Мирону. Но её создатели, видимо, никогда не предполагали, что она
может столкнуться с задачей, требующей навыков психолога. В её
базах данных не оказалось ничего подходящего, что могло бы стать
спасительным ответом. Из-за этого она чувствовала себя беспомощной,
почти такой же растерянной, как и Мирон.
Но не Фрея.
Она выпрямилась, словно собрав всю свою внутреннюю силу, её
взгляд стал твёрдым и проникновенным, будто сквозь него можно было
заглянуть в самую суть происходящего. Её голос, ровный и спокойный,
прозвучал так, словно она произносила истину, существующую вне
времени: