– Почему вы просто не подарите Милене деньги? – спрашиваю я.
– Почему же не подарю? Подарю, конечно. Но видишь ли, в чём дело: она накупит шмоток, косметики, может, новый телефон. Или спустит их на клубы. Может, слетает куда-то отдохнуть. Ей будет приятно, безусловно. Но что она вспомнит о своём двадцатилетии?
– Что вы прилетели и провели день рождения с ней? – я пожимаю плечами.
Странный вопрос, как по мне. У Милены останутся либо шмотки, либо техника, либо воспоминания от поездки. Вряд ли она забудет папин подарок, сколько бы он не перевёл денег.
– С самого её рождения я дарю ей что-то особенное в этот день. – тихо говорит Лютаев. – Будь то белый плюшевый медвежонок, коллекционная барби, фарфоровая кукла, раритетная коляска… Моя дочка росла, но я неизменно дарил ей что-то такое, чтобы спустя десятки лет она могла взглянуть на подарок и сказать: «А эту игрушку-безделушка папа подарил, когда мне исполнилось десять лет!». Никогда не забывал подобрать подарок заблаговременно, а тут… закрутился, словом.
– Вы что, боитесь, что она… забудет про вас? – вырывается у меня. – Вы же понимаете, что это просто невозможно? Милка любит вас очень сильно, постоянно болтает про вас. Я хочу сказать, что она действительно привязана к вам и такая связь не заканчивается по щелчку пальцев. Когда вы прилетели, чтобы сделать ей сюрприз, она поначалу, конечно, смутилась, но было видно, как она рада вашему приезду.
– Ты очень хорошая подруга, Аглая. – решает перевести тему Илья Александрович. – Не буду скрывать, я много слышал о тебе от дочери, но даже помыслить не мог, что ты такая…
«Какая?» – хочется спросить мне, но я не решаюсь.
– Смотри, кажется, этот небольшой магазинчик тоже ювелирная лавка. Судя по названию, не сетевой. Давай зайдём, может, найдётся чего стоящее.
Я уже не верю в успех сего предприятия: очередная лавка с побрякушками, которые Лютаев просканирует своим ледяным взглядом и отсеет, как ненужный хлам. Да и боль в желудке медленно, но верно, разгорается болезненным пеклом. Но едва я переступаю невысокий порог, как прямо мне в глаза бросается браслет: довольно широкий, собранный из десятков тонких аккуратных переплетений цепочек, усыпанных едва заметными блестящими камушками. Я застываю, глядя на этот браслет, и Лютаев застывает рядом.