Ответа, конечно, не последовало.
Только далёкий крик какой-то птицы разорвал ночное молчание.
Возвращаясь обратно, я размышлял о
том, что увидел. Эти тени были не обычным оптическим обманом или
игрой света. Они были чем-то… живым. И на людей совсем не походили.
Что они делали здесь? И что привело их в это упадочное место?
Темнота обволакивала улицу, едва
подсвеченную слабым светом луны. Я уже почти добрался до дома,
когда впереди из тени вынырнула фигура. Сначала я напрягся,
готовясь к чему-то недоброму, но тут же разглядел — это был
человек. Толстый, запыхавшийся мужчина с округлым лицом, мокрым от
пота. Он был напуган. На его руках, безвольно свесив голову, лежала
девочка. Глаза закрыты, лицо белое.
Увидев меня, мужчина некоторое
вглядывался в мое лицо. Потом, едва не теряя равновесие,
выдохнул:
— Помогите…
— Что случилось? — спросил я,
оглядывая ребёнка.
Девочка была в грязной одежде, руки
и ноги неестественно вывернуты. Множественные ссадины, кровоподтёки
— это всё, что я успел заметить на первый взгляд.
— Она… Маша… моя дочка, —
затараторил мужчина, хватая ртом воздух. — Утром… пропала. Я искал
её, весь день искал! Только к вечеру понял, что она могла пойти на
Коровий обрыв…
Я не понял про какой обрыв он имеет
ввиду, но перебивать не стал.
— Нашёл её… Она там лежала… Господи,
она дышит, но… она же… — Мужчина всхлипнул, едва не теряя голос. —
Вы ведь доктор? Новый доктор, который вчера приехал? Мне Харитоныч
сказал. Помогите ей, прошу!
Я коротко кивнул.
— Быстро, в больницу. Я посмотрю,
что можно сделать.
Мужчина облегчённо выдохнул, и тут
же побежал, крепко держа ребёнка. Я последовал за ним, чувствуя,
как внутри всё напряглось. Девочка выглядела слишком плохо.
Мы добрались до больницы быстрее,
чем я думал. Свет керосиновой лампы, горевшей в коридоре, с трудом
разгонял темноту. Шерстяков, сидевший в кресле в приёмной, поднял
на нас мутные, покрасневшие глаза. Чашка в его руке была едва ли не
наполовину полна чем-то явно крепким.
Он медленно встал, покачиваясь. Его
взгляд остановился на девочке в руках мужчины.
— Антип, — пробормотал он, обращаясь
к отцу ребёнка. — Ну я же тебе уже все сказал. Уже поздно. Раны
слишком серьёзные. Её не спасти.
— Антоныч… — Мужчина побледнел,
крепче прижав дочь к груди. — Ты даже не посмотрел!