– Ого! – удивилась новости Татьяна. – Ты ничего не путаешь?
– Не путаю! Относилась бы по-человечески ко мне, не пил бы!
– Да я и относилась-то не по-человечески только из-за этого!
– Ошибаешься! – покачал пальцем Абдрыков.
И у них начался длинный, никчемный и нервный разговор, как это часто водится у бывших супругов. Слушать там нечего. Сразу подойдем к финалу.
– Короче, чтобы духу его не было! – заявил Абдрыков, уходя. – Иначе – в суд!
– Очень испугалась! – крикнула Татьяна.
Она ничуть не испугалась угроз Абдрыкова.
А избавиться от незваного гостя решила и без его подсказки.
Позвонила Харченко, спросила, куда девают приблудных людей, если их даже милиция не берет? Харченко ответил: милиция берет, но не всякая. Есть такие приемники-распределители в Москве, вот туда его и надо. Сказал адрес ближайшего. Выразил желание увидеться. Татьяна была не против – но как-нибудь потом.
И наутро повезла Гошу в Москву. На электричке.
Гоша с увлечением смотрел в окно. Солнце было еще довольно низко, а деревья возле железной дороги росли высокие. Поэтому солнце словно неслось сквозь ветви вместе с поездом.
– Смотри, – сказал Гоша Тане.
– Что?
– Солнце.
– Я солнца не видала?
– По деревьям бежит. Вместе с нами.
– Ага. Кто быстрей.
Таня усмехнулась, вгляделась. В самом деле, бежит. Потом посмотрела на Гошу.
– Знаешь, мне кажется, что ты не хочешь ничего вспоминать.
– Почему? Я каждый день вспоминаю. И все больше.
– А про себя тебе неинтересно знать, кто ты?
– Я уже знаю, – уверенно сказал Гоша.
– Да? И кто?
– Человек.
Татьяна хмыкнула. Конечно, это звучит гордо, она со школы помнит, но – маловато этого. Жизнь требует от человека не звучания, а действий, которые в свою очередь предполагают профессию, образование, умения, знания – что, куда, зачем, почём и почему… Да много. А уж без понимания, кто ты есть и какое место в этом мире занимаешь, вообще никуда не деться.
В приемнике-распределителе было два отделения – для детей и для взрослых. Татьяна сначала попала в детское, откуда ее послали в соседнее помещение. Выходя, столкнулась с оборванцем лет десяти, ровесником ее Толика.
– Привет! – сказал он. – А закурить дашь?
– Иди! – толкнул его сопровождавший милиционер.
– Руки! – прикрикнул на него оборванец.
Во взрослом распределителе дежурный милиционер, усталый и немолодой молодой человек (выражение неловкое, но так бывает; видно, что человек молод годами и внешностью, а меж тем, заглянув ему в глаза, понимаешь: нет, для себя он давно уже не молод, да и для других тоже), этот милиционер объяснил ей: