Ее прервал легкий шорох. Дверь палаты распахнулась, пропуская молоденькую медсестру в кокетливой шапочке и коротком халатике.
Радужно улыбаясь, медсестра подошла к койке.
– Вы уже очнулись, эрна? Вот и замечательно. Сейчас проверим, что тут у нас.
Она положила на столик с медикаментами планшет, который принесла с собой, и занялась показаниями ИВЛ.
– Где я? – прохрипела Айна чужим сиплым голосом.
– Не волнуйтесь, вы в надежных руках.
– Это больница? Сколько я уже здесь?
– Все хорошо, вы почти в полном порядке. Нервная система прижилась, все показания в норме, но врач назначит вам курс реабилитации.
В полном порядке? Она же помнит, что ее сбила машина! Точнее, самого удара и боли не помнит, видимо, сознание смилостивилось над ней и лишило этих сомнительных воспоминаний. Но больничная койка, аппарат ИВЛ…
Разве это не говорит о том, что она пострадала?
– Скажите, где я нахожусь? – повторила девушка уже громче. – Это Херефорд? Я имею право знать!
Медсестра повернулась к ней все с той же сияющей улыбкой.
– Дождитесь лечащего врача. Он даст вам всю информацию.
Айна недоверчиво прищурилась:
– И сколько же его ждать?
– Новый визит запланирован на завтра, в девять утра по стандартному земному времени.
– Завтра?! А сейчас сколько времени?
– Шесть вечера.
Голос был вежливым до тошноты. И от этой вежливости Айну перетряхнуло.
– Вы издеваетесь? – прошипела она, дергаясь в путах. – Я не собираюсь оставаться здесь до утра! Если вы не хотите отвечать на мои вопросы, то я сейчас же ухожу!
– Но вы не можете, – медсестра продолжала заученно улыбаться.
Ее голубые глаза с кукольной безмятежностью смотрели на Айну. Та прорычала в бессильной злости:
– Могу! Я не подписывала согласие на лечебные процедуры!
– Я подписал.
Всего два слова, прозвучавших тихо и почти равнодушно. Но от этого голоса на шее Айны захлестнулась удавка, а в грудь словно впились тысячи игл.
Медленно, очень медленно она повернула голову в сторону дверей. Почти не дыша, вскинула взгляд.
Впрочем, она уже знала, кого там увидит.
В дверях палаты, прислонившись плечом к косяку и сложив руки на груди, стоял Стикс Хассель. На его лице застыло мрачное выражение, не сулившее ничего хорошего.