Однажды утром, зайдя к Анне Григорьевне, Славка увидел, что старые обои содраны и стены под ними оклеены какими-то старыми газетами. А в одном месте виднелись исписанные четким почерком большие тетрадные листы. Необычные бумаги привлекли Славкино внимание. Подойдя ближе, он начал читать верхний лист. Первые слова так заинтересовали его, что все остальное он прочитал не отрываясь.
«…мичманом на корвете „Гриф“, отправлявшемся в кругосветное плавание. Через три месяца мы были в Сиднее.
Утром, сменившись с вахты, я сошел на берег.
Миновав бастионы и здание морского госпиталя, я обогнул церковь и оказался в узком, выжженном солнцем переулке. Навстречу мне шагал сухопарый англичанин в форме капитана королевского флота. В опущенной руке он держал стек. Больше прохожих в переулке не было.
Неожиданно позади раздался быстрый топот босых ног, и меня обогнал чернокожий мальчишка. Его появление удивило, так как известно, что коренных жителей в этом районе Австралии почти не осталось.
Пробегая мимо капитана, мальчик задел локтем рукав его белоснежного кителя. Англичанин, тотчас обернувшись, позвал негромко:
– Бой!
Оклик прозвучал совсем не сердито, и мальчик подошел. Неторопливо подняв руку, англичанин хлестнул его стеком по лицу. Мальчик закрылся руками, но не вскрикнул, лишь втянул голову в плечи. Капитан замахнулся снова. Я уже был рядом и, поймав его руку, сжал кисть. Стек упал на тротуар.
– Не кажется ли вам, капитан, что избиение ребенка – занятие, недостойное звания моряка и офицера, – сказал я.
В водянистых глазах англичанина появилось не то недоумение, не то злоба.
– Вы с ума сошли, мичман, – заговорил он на довольно чистом русском языке. – Я ударил черного мальчишку. Какое вам дело? Извольте поднять мой стек…
– Цвет кожи вашей жертвы – не оправдание, – ответил я. – Бить ребенка может лишь человек, лишенный порядочности. Для этого не нужно обладать ни силой, ни смелостью.
Я выпалил это единым духом в его физиономию, обрамленную ржавыми бакенбардами. Он усмехнулся уголками губ.
– Смелость моя не вызывала сомнений у русских моряков на севастопольских бастионах, мичман, когда вы были еще в пеленках. Впрочем, вы и сейчас еще мальчик. Этим я объясняю вашу горячность.
Я действительно был горяч. И он напомнил о Севастополе, где погиб мой отец.