– Я уже сделал заказ, – сообщил Альберт кузинам. – Кофе сейчас принесут.
Катрин в упрямом молчании созерцала скатерть на столе.
Поняв, что кузина поддерживать разговор не собирается, Ирис взяла эту почётную миссию на себя:
– Тебе просто нравится над нами издеваться, демонстрируя силу и характер? – поинтересовалась она у Альберта. – Или у совместного завтрака есть особый смысл?
– Издеваться? – съязвил он. – Ну прости, дорогая, что пытаюсь проявить внимание и заботу. И да, в это есть особенный смысл – не хочу, чтобы вы уходили на целый день голодными.
Официанты принесли кофе и горячие, прямо только что из духовки, булочки, распространяющие ароматный запах ванили и сдобы.
Ирис, не устояв перед искушением и плюнув на несостоявшуюся диету, протянула руку к предмету вожделения.
Булочки, не обманув ожиданий, оказались волшебными на вкус. Корочка так и таяла во рту, а малиновая начинка и вовсе была выше всяких похвал.
Катрин к еде не притронулась. Так и сидела, прямая как палка, будто аршин проглотила. Упрямая.
Небрежным и элегантным жестом приподняв фарфоровую крохотную чашку, Альберт сделал глоток и с лёгким стуком вернул на место.
Ирис поневоле залюбовалась им.
Было в белокуром юноше, у которого, казалось, имелись все задатки для того, чтобы попасть в разряд слащавых, что-то такое, что заставляло обращать на него внимание снова и снова. Манера двигаться с легкой грацией хищника. Речь, не загрязнённая ни простонародной руганью, ни словами паразитами. Глубокий ум. Крайняя начитанность. Чего не коснись в разговоре, Альберт, насколько позволяла судить Ирис её собственная эрудиция, не плохо разбирался в вопросе. Экономика или поэзия, танцы или бокс, математиками или риторика – всё давалось блондину будто бы без малейшего труда.
Это старинные слова – аристократизм и интеллигентность. Оба качества были ему присущи. – то, что нельзя подделать, чем нельзя притвориться.
Альберта невозможно было представить играющим за компьютером в таночки. Или на долгие-долгие часы зависшим с попкорном перед телевизором.
Но несмотря на всё положительное, что лежали на поверхности, было в нём и что-то неприятное, глубоко чуждое, то, чему сама Ирис не могла подобрать определение.
То, что в фильмах ужасов охарактеризовалось коротким словом: «Чужой».
На Альберта было приятно глядеть. За ним было интересно наблюдать, как за сериалом с изюминкой. Но Ирис никогда и в голову не приходило завидовать Катрин, которой досталось такое сокровище. Нет уж! И даром не надо.