– Ошибаетесь. Пойдем посмотрим…
Саша поднялся и, отряхивая крупный песок, направился в грот. Остановившись возле стены, отодвинул край висевшего на ней серо-зеленого ковра, и за ним обнаружилась небольшая комнатка, в которой стояло высокое зеркало и были набросаны какие-то серебристые сетки.
– Вот, смотрите.
Под серебристой сеткой обнаружился костюм. Присев на корточки, Саша очень бережно разложил его на песке и поднял глаза на Макара:
– Видите?
При ближайшем рассмотрении костюм оказался похож на удлиненный купальник, сперва сужавшийся книзу острым клином, а затем расцветавший пышным треугольником хвоста. На серебристую просвечивающую ткань купальника были нашиты лепестки чешуек: синих, зеленых, золотистых… Костюм переливался, поблескивал, и Илюшин живо представил, как красиво должна смотреться в воде девушка в этом наряде.
– До коленок он ноги стягивает, а дальше – хвост, – пояснил Саша. – В хвосте – ласта. Она, кстати, вынимается. Но и двумя ногами вполне можно бултыхать. Девчонки так навострились плавать, что за ними не угонишься. Справа и слева есть карманы. – Он поднял чешуйки там, где они были особенно частыми, и Макар с Бабкиным увидели два надреза на ткани. – Ткань специальная, эластичная, с особой пропиткой – такие используют спортсмены, пловцы. Но для вас, наверное, это не существенно…
Он сложил костюм и встал.
– Сдается мне, – протянул Сергей, – что в этом вашем гроте есть еще сюрпризы. Вот, комнатка потайная обнаружилась. Давай рассказывай, не стесняйся.
– Да никаких сюрпризов!
– Неужели? А что закрывает вон тот ковер? – Бабкин указал на противоположную стену грота. – Неужели просто так висит, для красоты?
– За ним – душ и туалет.
– Ясненько… Тогда рассказывай про ваших русалок.
Он вышел из дома, насвистывая, потому что настроение было отличное. Отличное! Главное – дни установились совершенно сентябрьские, сухие, как высохший лист, и было не жарко, но и не холодно. Ему хотелось думать, что бабьего лета не случится в этом году, потому что он ненавидел бабье лето. За название, конечно же. Оно его душило – солнцем, запахами, липкой своей теплотой, в которой он чувствовал неправильность: тепло должно быть летом, а не осенью.
– Никакого бабья-лета, я люблю тебя за это! – пропел он бессмыслицу и широко улыбнулся.