— Нет, — шепнула она, через силу отрываясь от Тристана. — Не притрагивался… даже не целовал. Твои губы жаждут ее. Боже, как сладко их пробовать! Ты горишь от страсти, Тристан. Как в старые добрые времена. Кто она? Я думала, ты остыл навсегда. А тут такой юношеский пыл! Даже интересно стало на нее посмотреть.
Тристан удивленно изогнул бровь, расцепил руки женщины, обвивавшие его шею.
— Я дрался с суккубом, Софи, — как можно мягче ответил он, отстраняя от себя бывшую любовницу. — То, что ты увидела в моих глазах, не более чем остатки ее чар. Не выдумывай, Софи. И позови, наконец, близнецов! Мне нужно с ними более чем серьезно поговорить.
— Они что-то натворили? — нахмурилась женщина.
— Нет, конечно. Иначе б я не был так спокоен. Просто нужно кое-что обсудить.
— Пройди в кабинет, — велела Софи. — Там вам никто не помешает.
И она отошла, тихая, как тень.
Тристан, переведя дух, глянул на незаметного, тихого Густава, и тот пожал плечами:
— Старые чувства, — произнес он, изо всех сил стараясь выразить на своей подвижной физиономии сочувствие и понимание. — Они не прошли у мадам Софи. Она все еще ждет, что вы вернетесь. Это всегда тяжело.
…В кабинете Тристан привычно уселся за стол. Хоть тут и было безупречно чисто, он понял, что кабинетом никто не пользуется. Вероятно, потому, что все еще считают это его личным пространством. Ага, и трубку забытую из ящика не убрали и не выкинули. Тристан вынул ее, машинально набил табаком, который отыскался здесь же, в ящике стола, прикурил и выпустил душистое облако дыма.
«А она курит похожий табак, — вдруг подумал Тристан, вспоминая девицу и запах ее сигарет. — Если не точно такой же…»
За дверями послышался хохот и топот, словно стадо молодых слонят выбежало на прогулку, и Тристан невольно встал, волнуясь.
Дверь отрылась, и в кабинет вломилась пара юношей лет восемнадцати-двадцати, таких же белесых, как Тристан. Походка, стать, привычка гордо держать белокурую голову — у всех троих это было один в один, так похоже, словно отражение в зеркале. Природа всех троих наградила одинаковым недугом и одинаковой гордостью в чертах и достоинством в каждом движении.
Тристан казался старшим братом близнецам, а не отцом; огромная разница в возрасте была заметна лишь в его уставшем взгляде.
— Отец! — звонким юношеским голосом воскликнул один из них, спешно закрывая за собой дверь. Второй промолчал, но быстро прошел к инквизитору и горячо его обнял, словно не видел много лет и очень соскучился.