— Не-е-ет… — разочарованно протягиваю я, оглядывая уродливое бордовое пятно, увеличивающееся с каждой секундой.
Серкан опускает голову, видит, что натворил, но отчего-то не разжимает руки. Напротив, я чувствую, как напрягаются его мышцы. Мокрая ткань облепляет меня, как вторая кожа… Ну да, я не надела лифчик! Посмотрела бы я на вас в такую-то жару!
— Не смотри… — смущенно ежусь я, но Серкан меня как будто не слышит.
Взгляд его темнеет, кофейные глаза становятся чернильными. Ноздри раздуваются, как у быка на корриде, кожу щекочет его горячее дыхание… И он прижимает меня к себе еще сильнее. Я одновременно и хочу вырваться и не могу. То, что удерживает меня в его объятиях, сильнее разума. Тело словно уже не хочет подчиняться мне, оно выбрало себе нового хозяина.
— Твоя рубашка тоже испачка… — в отчаянии шепчу я, но договорить мне мешают его губы.
Так меня не целовал еще никто. Жадно, страстно… Еще немного, и я бы сказала, что Серкан был груб, но нет. Это был один из тех поцелуев, о которых пишут в книгах. Поцелуй, который стирает память, поцелуй, который откровеннее, чем секс.
Я не ответила ему, но и не нашла в себе сил оттолкнуть. Конечно, когда я буду рассказывать об отпуске Наде с Людой, я привру, что влепила ему такую пощечину, что в отеле задрожали стекла. Не хватало еще, чтобы они считали меня легкомысленной девицей, падкой на смазливых парней! Но, между нами, вряд ли на свете нашлась бы хоть одна девушка, которая после такого поцелуя смогла бы послать парня ко всем чертям и уйти восвояси ровной походкой. Потому что пьянил он сильнее, чем алкоголь во всех отельных барах вместе взятый.
В чувство меня привела рука Серкана. И нет, он не встряхнул меня за шкирку со словами «Очнись, девочка!» Он опустил руку и медленно двинулся по бедру вверх, попутно задирая подол сарафана. Я благодарю Бога за то, что он наделил меня маломальским инстинктом самосохранения, и я не потеряла голову окончательно. Напротив: в мозгу у меня сработал сигнал тревоги, зазвенела пожарная тревога девичьего достоинства.
— Пусти! — выдавила я, отпихивая от себя дьявола-искусителя. — Нет!
— Нет? — переспросил он с таким удивлением, как будто я заявила, что земля плоская и стоит на четырех слонах.
— Ты меня бесишь! — я одернула сарафан и выпятила подбородок.