Ох. Отвлечь ребенка не могу, ибо повисла, зажатая между добрыми согражданами в полутора метрах от сестренки.
Людмила водит острым лисьим носиком, жадно и шумно вдыхает запах и окончательно концентрируется на источнике головокружительного аромата. А дело-то зимой… Все ж еще и замерзли.
До нашей остановки еще пилить… и пилить. Детка вздыхает. Снова вздыхает. На нее обращают внимание.
Минуту они с хозяйкой корзинки друг друга разглядывают. Лицо старушки делается расслабленным, мягким. Она перестает болтать с соседкой и обращается к малышке:
– Хочешь?
Людмила энергично кивает, помпон трясется вверх-вниз.
Старушка с кряхтением наклоняется, отвязывает платок с одной стороны…
Запах врывается в салон и наполняет его весь – от водительской кабины до задней площадки. Нервно и жадно сглатывают несколько человек сразу.
Бабуля достает внушительного размера пирог и протягивает. Да, она не спросила меня, можно ли ей сладкое. Да, она вообще плевать хотела на всякую такую ерунду типа, а имею ли я право чужому ребенку еду предложить… И что? Не про это речь.
Раньше, чем добрая женщина вытянула руку, детка уже стряхнула с лапки варежку на резинке, сцапала угощение и вгрызлась в него. С урчанием. Так котята умеют и человеческие детеныши.
Ворчит, жует. Причмокивает. Ест так вкусно, что в улыбке расплываются сама бабушка, ее соседка. Затем пара хмурых мужиков, явно рабочих. А мне-то неловко. И сверху, сбоку, прокашлявшись, я подаю голос:
– Люда! Люда! Ау! Что надо сказать?
Она оборачивается. Шапка набок. На щеках повидло, на подбородке крошки. Глаза сияют, как фонари. Смотрит на меня в короткой попытке сосредоточиться. Потом кивает. Мол, поняла, поняла. И, облизнувшись, ищет взгляд благодетельницы, которая ее угостила. Все, включая меня, ждут детскую благодарность. Типа, вкусно. Спасибо.
Голос у ребенка звонкий. Ясный. На весь салон она говорит с возмущением:
– А Наташе не дали!
Первыми заржали рабочие. Потом хозяйка пирожков. Следом покатились остальные пассажиры. По-моему, смеялся даже водитель.
Мне сначала стало стыдно. Аж уши бордовые. В жар бросило. Потом успокоилась немного. Пять лет малышке. Ничего страшного.
А вот и наша остановка. Пора на выход. Младшая как раз успела невозмутимо дожевать пирожок. Я ухватила ее за руку, стала вытаскивать. И бормотать старушке: «Спасибо, большое спасибо, и простите нас, пожалуйста».