Она подошла ближе, и ее бедра тоже будто бы чуть пританцовывали, плавно покачиваясь в такт при ходьбе.
- Ну и что ты тут делаешь? – просто спросила Юля у его профиля.
- А ты? – отозвался он, не шелохнувшись в ее сторону.
- У меня опять спецзадание. Найти тебя. А то ты не увидишь фейерверк. Твоя сестра и моя племянница крайне озабочена этим вопросом.
- В этом году слишком много свадеб на один квадратный метр, - невпопад сказал Богдан, - и фейерверков тоже.
- А тебе не нравятся свадьбы?
Он оторвался от созерцания моря и повернул к Юле голову, глядя на нее снизу вверх.
- В принципе нравятся. Но не чаще одной в год.
Юлька улыбнулась. Чуть не ответила ему полушутя-полувсерьез, что у нее в этом году, всего-то в апреле, тоже была, даже рот почти раскрыла. И вдруг остановила себя на выдохе – почему-то показалось, что это неуместно. Особенно сейчас. И еще едва ли не впервые задумалась – а он-то вообще в курсе, что она замужем? Должен быть, по идее. Если кто-нибудь ему об этом додумался сказать...
С другой стороны, какое ему может быть дело?
Потому только и оставалось, что шагнуть вперед, протянуть бокал с шампанским. Тот, что припасла для него. И важно сообщить:
- Они были бы реже, если бы кое-кто еще семь лет назад поженился, а не ерундой занимался.
- И ты была бы здесь… семь лет назад? – спросил Богдан и взял бокал, коснувшись ее пальцев. Это прикосновение было почти невзначай, но Юльке показалось слишком ощутимым. Она смутилась и отступила куда-то вбок, наткнувшись на соседний шезлонг. На него и опустилась, надеясь, что Моджеевский не заметил.
- Если честно, не знаю... наверное, правильно было бы быть, - пожала она плечами. – А еще думаю, что если они за семь лет не разбежались, то тогда... все так и должно было случиться. Ты же больше не сердишься на Женю?
Богдан не сразу ответил. Он снова, в который уж раз за вечер, внимательно разглядывал ее лицо – то ли запоминал, то ли сравнивал со своими воспоминаниями. Еще зимой сестра разбередила переживания, которые он успешно научился контролировать за долгие годы, и теперь, совсем близко от Юльки, они вырвались на свободу и ворочались внутри, настойчиво подталкивая к объяснению.
- Я сержусь на себя, - проговорил он негромко. – Не потому, что сказал тебе. Тогда я так думал. Но ты так и не узнала, когда я стал думать иначе. И за это я на себя сержусь.