Богдан вздохнул, испытывая на себе ее излюбленную тактику «лучшая защита – это нападение». И будь другой причина, он бы, наверное, посмеялся. Сейчас же было совсем не до смеха, даже если она в чем-то и права.
- Во-первых, при мне он бы не орал, - сказал Моджеевский. – И ты сама это прекрасно знаешь. А во-вторых, любые конфликтные ситуации лучше разруливать на нейтральной территории. И это ты тоже прекрасно знаешь. Но когда включаешь упрямство, то отключаешь мозги!
- Да я вообще ходячий косяк! Не привык еще?
- Хочу, чтобы ты отвыкла.
- Вопреки твоим ожиданиям, я не намерена прятаться за тобой от своих проблем!
- Я и не собирался тебя прятать.
- Невозможно от всего уберечь. Живая осталась – и ладно.
- Не ладно, - жестко отрезал он. – То, что ты не умеешь «вместе», не означает, что не нужно этому учиться. Но если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, то уже мне придется действовать самому.
- Что ты имеешь в виду под «действовать самому»?
- Без твоего участия.
Юлька на некоторое время зависла, очевидно, пытаясь уразуметь сказанное им.
А когда уразумела, вспыхнула и выдала:
- Ты знаешь, с тобой было значительно проще иметь дело, пока ты не знал про Андрея!
- Чем это? – поинтересовался Моджеевский.
- Тем, что ты куда меньше лез туда, куда тебя не просят.
- Тогда, может быть, ознакомишь меня с идеальной картиной твоего мира?
Юля снова замолчала. На этот раз надолго. Смотрела на окно. В нем расцвечивало цветными солнечными зайчиками помещение старое витражное стекло, которое, наверное, не могло ответить ни на один вопрос, но наверняка и было той самой идеальной картинкой ее мира.
А перед ее носом, на столе – так и не отснятые украшения, привезенные из Парижа. Зеркальце. Несколько серебряных чашек. Красиво. Тоже часть ее мира.
И спрятанные подальше, в бюро, запонки и зажим для галстука от Тиффани пятидесятых годов в оригинальном футляре. Для него.
И еще перед глазами – мальчик, целовавший ее у маяка в прошлой жизни. Сейчас он вырос и ничего идеального в нем не было. Как и в ней. Как и в ней, черт подери. А ведь когда-то они мечтали быть вместе всегда-всегда. Смогли бы тогда? А сейчас – смогли бы?
У нее все еще дрожали руки после разговора с Ярославцевым. До сих пор. Не помогал ромашковый чай, заботливо приготовленной Машкой, понявшей все по-своему, когда она, перепуганная и почти плачущая, влетела в помещение магазина. По-своему – не значит, неправильно. Просто у каждого своя картинка мира.