- Вряд ли я пока имею право распоряжаться временем Андрея, - развел руками Богдан, - но я поговорю с Юлей.
- Согласен. А вообще еще хорошо, что его реально Андреем зовут. А не... сам знаешь. Горе ты... луковое.
- Как Юля назвала, так его и зовут, - усмехнулся Моджеевский-младший, - я при чем?
- Ну, как показывает опыт, ты-то как раз и при всем, - Роман Романович еще с минуту помолчал и наконец проговорил, будто бы ставя некую черту во всем их разговоре: - А матери когда скажешь?
С Богдана вмиг слетела вся его веселость.
- Чем позже она узнает, - хмуро ответил он, - тем будет лучше для всех.
- Не то, чтобы я тебя не понимал... но она все-таки... бабушка.
- Нет! – отрезал Богдан. – Она моя мать, но ни черта она не бабушка.
Роман даже в лице изменился, оторопело глянув на сына.
- Как это?
Младший Моджеевский некоторое время молча вертел вилку на скатерти, не глядя на отца. Он все еще злился на мать за то, что она сделала Юльке, и откровенно не знал, сможет ли когда-нибудь начать относиться к этому иначе.
- Десять лет назад все наворотили, - медленно сказал Богдан, по-прежнему не поднимая взгляда. – Но если бы не она… Понимаешь, она влезла. Я очень долго не знал, мог и вообще не узнать. Но она влезла. И продолжает лезть до сих пор. Мне плевать на ее истерики, которые она закатывает мне. Но я не могу позволить, чтобы она снова изводила Юлю.
- Она изводила Юлю... – медленно повторил за ним Роман, пытаясь врубиться, что это значит.
Впрочем, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы вникнуть и принять с первого раза. Ему ли не знать? Нина ведь и Женю когда-то пыталась покусывать по мере сил, но Женя всегда была достаточно разумной, чтобы все понимать. И еще она была взрослой, в отличие от Юльки. Юльки, которая как Бодька. Они одинаковые. Дети.
Моджеевский-старший давным-давно уже считал семью Маличей – своей. И это скорее он еще должен был вписаться в их жизнь, чем они в его. Маличи состояли из своих шестеренок и зазубринок, которые стоило учитывать всегда, потому что, полюбив одну Женю, Роман, так уж вышло, научился воспринимать ее отца и ее сестру – частью ее.
И именно поэтому он не мог не помнить ту маленькую еще Юльку. Симпатичную, живую, улыбчивую и вечно занятую чем-то девочку, в которую по молодости лет втрескался его сын. Втрескался, а Роман проворонил тот факт, что это было слишком серьезно, чтобы смотреть сквозь пальцы на их разрыв. А оно вот как все обернулось.