— Я заберу рабочую документацию, — деловито произнес, не прерываясь. — А за шмотками людей пришлю.
Я послушно кивала, наблюдая за размеренными точными движениями: быстро, четко; аккуратно взял — осторожно положил. Завораживало даже.
— Ты помнишь Марата Рудольфовича?
— Да, — оборонила тихо. Это успешный московский адвокат, который нам брачный контракт подготавливал. Приятный мужчина слегка за шестьдесят. Умудренный опытом и повидавший виды.
— Завтра он свяжется с тобой: нужно обсудить условия опеки и раздел имущества, согласно договору. Ты же понимаешь, что Нику мы будем воспитывать вместе?
— Конечно, понимаю, — не выдержала я и ответила не без едкости. Этот новый Вадим меня настораживал.
Он холодно улыбнулся и ответил:
— Отлично. Если захочешь оспорить условия развода, найми адвоката, — посоветовал, явно не заботы ради.
— Не нужно, — произнесла уверенно. Я сразу решила озвучить свои притязания: — Мне только Ника нужна. Равная опека.
Вадим глаза на меня поднял: взгляд тяжелый, изучающий, гневный даже.
— Ты думаешь, я способен дочь у тебя отнять? Ты правда так думаешь, Кать?
Я покачала головой раньше, чем буквы в слова сложились:
— Нет, не думаю. Не думаю.
Он захлопнул дипломат и вышел из-за тяжелого письменного стола — кабинет у нас оформлен был по классике.
— Квартира и машина твои, — мимоходом заявил, покидая наш дом. — Ты ни в чем не будешь нуждаться.
Он сказал «ты», потому что его дочь по умолчанию получит все самое лучшее. Я не вставала в позу, не кричала, что мне не нужно от него ничего: сначала крепко на ноги поднимусь, потом уже избавляться от опеки бывшего мужа буду.
Вадим ушел бесстрастно и равнодушно. Я тоже проводила его без эмоций. В прошлый раз мы столько наговорили — что-то суровая правда, а что-то от обиды и злости, — что сейчас были опустошены морально.
Вероятно, наша история закончилась.
Через неделю документы были подготовлены и поданы в Пресненский районный суд. Кажется, это все…
[1] В переводе с английского «Разрушитель»