Я шёл за ней и марал подошвы, оставляя чёрные следы – ложь, наговоры, клевету… И мой свет не в силах был справиться с этим. Там, во тьме, звучал смех – чистый, серебристый, манящий… Я шёл на него, как на ориентир.
Тьма сдвигалась в сторону, как занавес в бродячем театре, и я видел девушку. Совсем юную, с золотистыми волосами до пят, белоснежной кожей, алыми губами и глазами, что синее и чище самой лазури. Тонкую и хрупкую, но при этом – женственно округлую. На всей Эолле не сыскать никого краше. И слаще.
О, я знал, как она сладка. Я пробовал её, пил, наслаждался. Она дурманяще пахла клубникой. Или то пахли цветы? Целая поляна алых колокольчиков…
Когда я опустил её на этот ковёр – они звенели. Мне тогда казалось – пели о любви. Но нет – то была песнь-дурман, колыбельная для моего сознания. Они погружали меня в сладкий сон.
И я пропустил тот момент, когда нежный девичий смех сменился на демонический хохот. Когда с прелестницы слетела маска красоты, и передо мной стояла ведьма с землистой кожей, белёсыми космами и когтистыми пальцами. Её одежды были темны. Сама она была тьмой. Тьма лилась, змеилась, расползалась от неё.
Чёрная корона, похожая на хищную острозубую пасть, венчала её чело. У королевы, как водится, был верный паж. В этом надменном юноше я с трудом узнавал Кристо.
Ах вот значит как? На поли брани не силён, зато преуспел на поле любви? Сейчас мерзавец целовал шею королевы – прежде белую, тонкую, лебединую, нынче же – морщинистую и серую. А ведьма, скалясь, смотрела на меня.
Потом резко метнулась вперёд, пробила мне грудь когтистой лапой и вырвала сердце…
Она сжала его, и то рассыпалось прахом вместе со мной.
С прежним мной.
С колен восстал другой – бессердечный. Он схватил изменницу за косы, швырнул на пол и навалился сверху.
Она вновь стала прежней – нежной, хрупкой, невинной. Смотрела широко распахнутыми от ужаса глазами, что-то бормотала, умоляя…
Только я больше не слушал.
Только я больше не верил.
Только я больше не обонял.
Я брал. Жестко, не щадя, не слушая криков. Уничтожая. Вбивался в узкое жаркое лоно. Пожирал губы. И двигался – быстрее, яростнее, злее…
А потом изливался – густой, настоянной тьмой…
Сплошным мраком, от которого она породит монстра.
Финишировал и… проснулся.
Передо мной, вернее, подо мной, лежала девица – смуглая и черноволосая. Из здешних дикарок.