Щеки вспыхивают. Становится стыдно. Неужели у маман нет и капельки такта, чтобы не обсуждать при посторонних такие личные вопросы. Немного за себя стыдно, но больше за леди Роуз. Со стороны это выглядит ужасно. Возможно, если бы я действительно была Вив, этого бы не заметила, винила бы себя во всем. Но присутствие в чужом теле позволяет взглянуть на ситуацию со стороны. И оценить объективно.
Даже Гортензия краснеет. Селеста отворачивается к окну.
― В комнате не пробовали посмотреть? ― говорю точно то же, что и сестре.
Леди Роуз явно не ожидает такого дерзкого ответа. На мгновение умолкает, открывает рот и не может подобрать слова.
― А если бы меня предупредили, то я и сама смогла бы подойти в нужное время. Но ведь никто из вас не сказал, что мы ожидаем мадам Жельбен! Так как я должна была догадаться? Мне нужно было сидеть все эти дни в собственной спальне, как собачонке, и бояться выйти за порог?
― Да куда ты можешь пойти! Мы не подумали, что с воспалением легких тебе в голову придет слоняться по дому, — возмущается маман.
— Вот видите, вы не подумали, но виновата почему-то я... — смотрю с холодным выражением лица. У меня есть с кого копировать подобную невозмутимость.
Маман только глазами хлопает. Не знает, что сказать.
Молчание затягивается. И, в конце концов, мадам Жельбен предлагает:
— Может, перейдем к платью?
За скандал перед ней невыносимо стыдно. Благо, что у модистки хватает такта сделать вид, что ничего не слышала. Впрочем, уверена, свидетелем подобных сцен, а, может, и похуже, она бывала неоднократно. Отчего-то аристократы наивно полагали, что слуги их не слышат, не болтают, и вообще являются чем-то сродни мебели.
Одна из помощниц протягивает розовое платье, и мадам Жельбен и маман принимаются меня в него втискивать.
― Вы без корсета? ― первая удивленная фраза, которую я слышу от модистки.
— Да, врач запретил, — пыхчу, просовывая голову в воротник. — Пока не поправлюсь полностью.
— Что ж, это не проблема, — бормочет модистка, стягивая вниз тесный лиф. — Вы, вижу, слегка похудели, поэтому распускать придется немного, шнуровка все подкорректирует.
Рядом недовольно пыхтит леди Роуз. Но замечаний больше не делает.
— Вырез слишком откровенный, — подтягиваю край платья.
Гораздо откровеннее тех, к которым я привыкла. Даже на Земле я бы вряд ли надела футболку или майку с таким. Кажется, он еще немного и спадет, обнажив все до пупка.