– Тихо, не бойся.
Однако слова Виллема не произвели бы должного впечатления, если бы многострадальное ухо снова не прошила вспышка боли. Мальчишка разом присмирел, приглушенно пискнул и затих, покорно склонив голову так, как показывал целитель.
– Вот, уже лучше.
Он принялся осторожно омывать сплошь залепленный гноем орган смоченными в воде тряпочками, изредка помогая себе инструментом. Ребенок вздрагивал, но мужественно молчал.
– Это полнейший мрак и ужас, почтенная! – между тем выговаривал лекарь его матери. – Дитя две недели страдает от боли и лихорадки, гнойная материя течет рекой едва ли не шире нашего Демера, а ты только сейчас удосужилась «стаскать», – он поморщился, – его к банщику. А тот тоже хорош: догадался малолетке кровь отворять, да еще такому худосочному! Как он у вас вообще пережил это, диву даюсь!… А потом, как дите оглохнет на одну сторону, кто виноват окажется? Мастер Виллем!
– Это как это так – оглохнет?! – встревожилась та.
– Как-как. Запросто. Если не помрет до того.
Мальчишка заревел, и лекарь несколько сбавил тон.
– Ну, помереть, скорей всего, не помрешь. Все ж таки вы хоть когда-то, да спохватились. Видишь, промыть мы ухо твое промыли… – он отбросил последний кусок ветоши, уже почти не заляпанный желтым гноем. – Теперь зальем туда то, что помешает материи вновь образовываться…
Он снова скрылся в кухне и принес оттуда бутылку, из которой шел сильный запах спирта и трав. Из сумки была извлечена узкая ложка с желобком.
– Ну-ка, откинь голову и держи вот так… Сейчас мы тебе лекарство и вольем…
– Господин лекарь, а еще это лекарство надо будет давать? – взгляд женщины как-то нездорово оживился. – Так мы и сами с этим справиться можем…
Виллем нахмурился, глаза его недобро, опасно блеснули.
– Твое «сами» я уже видел, почтенная. Мне надо, чтобы жидкость сия оказалась у мальчика в ухе, а не в глотке у тебя или твоего супружника. Потому будешь приводить его каждое утро, как сегодня.
– Каждое?!
– А ты как думала? И каждый вечер, чтобы ввести средство от боли.
– Чего-о?! – голос нерадивой мамаши неожиданно прибавил в громкости и визгливости. – Это что же?! Мне его тягай, а потом еще и деньги плати?! Это за столько дней сколько набежит-то?! Так же и до розарда[6] дотянет! У меня, может, еще восьмеро по лавкам, мне помрет он или нет – разница невелика! Одно, что по ночам вопить начал, так бы ни в жизнь я его куда-то не потащила, а уж тем более к тем, кто бедных людей обирать вздумал!