– А какой налог они нам установили? – поинтересовалась я.
– Десять золотых.
– Сколько?! – от возмущения я чуть не задохнулась. – Да им, наверное, весь город столько не сдаёт в казну, сколько с нас хотят. За пустырь и брошенные коробки, где даже воды нет, десять золотых. Очуметь!
Последнее слово я сказала по-русски, и на меня уставились три пары глаз:
– Что?
– Госдаря, в управе не треба мажить! В Любо́ши не треба мажить! – заметался помощник мэра. – Мажьте там, у крушений. Разумели?
– Ефим, я не колдовала! Что они взбеленились?
– Потом объясню, – ответил мне Гус и обратился к чиновникам: – Госдари, Анюта больше не будет. Скажите, мы можем получить какие-то документы на землю и поместье?
И между его пальцев прокатилась монета с вплавленной золотой чешуйкой.
– Мо́жьте, мо́жьте, – оживился младший чиновник. Покосился на начальника и добавил: – Цераз врэмя входьте, я о́тдам.
9. Глава 9
Праздно шататься по городу — это не про нас, мы не туристы, красотами любоваться. Нам по списку товары первой необходимости закупить надобно.
Заходили в ближайшие магазинчики, рассматривали, приценивались. Цены, по сравнению со столицей Великодольского княжества, были кусачие. Хоть и есть у нас деньги, но нам хозяйством обрастать – понадобятся. Ещё и налог дамокловым мечом повис, неизвестно, будет ли возможность заработать за год такую сумму или из запасов отдать придётся.
– Как думаешь, это они на нас решили нажиться или у них на самом деле жизнь без меры дорога? – поинтересовалась я мнением Ефима. Но тот только плечами пожал. Ну да, ну да, когда это мужчины шопингом наслаждались. А я продолжила размышлять вслух: – Хорошо бы на склад оптовый попасть. Там в любом случае всё должно быть дешевле.
– А ты вон у того молодого человека спроси, есть ли в городе нечто подобное. Он за нами с момента выхода из ратуши наблюдает. То ли шпион, то ли нужда какая есть, но подойти не решается.
Гус осторожно взял меня за плечи и повернул к себе лицом, словно хотел что-то сказать или в причёске прядь поправить, на самом же деле показывал мальчишку у себя за спиной, следовавшего за нами по пятам. Пацан как пацан. Лет тринадцать-четырнадцать. Рыженький. В меру лохматый, достаточно ухоженный и безгранично любопытный. Встретившись со мной взглядом, он вспыхнул – покраснел всей кожей, как это часто у рыжих бывает, – но не убежал и глаз не отвёл, а я, пользуясь моментом, жестом попросила подойти.