Андрей появился последним. Узрев его помятую одиннадцатичасовым сном физиономию в дверном проеме, заржали все. Он сделал надутые губы и присел рядом на корточки, спиной к стенке.
Проводница расщедрилась и позволила, чтобы мы, бедные, несчастные, лишенные нижних мест и порядком доставшие её митингами в коридоре, немного посидели на лавочке в служебном купе. Мы и сидели, галдели и ждали, пока один из нижних соседей не сойдет. В открытое окно щедро несло дизельной гарью: второй вагон – не пятнадцатый. На улице жарило солнышко. Для полного счастья не хватало только завтрака, но с этим решили повременить до собственной сидячей полки.
Скука в дороге толкает людей на самые разные выкрутасы. На чтение книг. На игру в карты. На сон. На покупки.
Весь поход меня грызла мысль, что у нас не хватит денег. Не совсем зря, как впоследствии оказалось. Турьё же, как сговорившись, всё жаждало чего-нибудь купить. Особым разнообразием и обилием желаний отличалась Маленькая. Все финансово-распределительные стрелки сходились на мне, и выглядел я этаким бессмысленным жмотом, скрягой, которому жалко тыщу4 на стаканчик семечек. Да! Жалко! Плохой я! А кто нынче хороший? Вот к нему и обращайтесь.
Тем не менее, семечки, купленные через мой труп, грызли все. И я, конечно. Жвачку, купленную через второй мой труп, жевали почти весь поход, и жалели, что кончилась. И я жалел. Только несчастный деликатный Маленький оказался обездоленным: его не профинансировали на покупку сушено-заветренной ватрушки на какой-то из станций. Пирожки с крысятиной и картошкой купили, а ватрушку завхоз не хотела, а потому руковод денег не дал. Вот и решайте, у кого в группе власть де-юре, и у кого де-факто. Правда, в де-юре входит также возможность де-fuckто наказывать ослушников, да вот беда – добр я не в меру…
В Ухте вывалился почти весь вагон, и за оставшиеся до Сосногорска десять минут нас едва не вымыли наружу шваброй. Хорошо, рюкзаки не всплыли. Вот промелькнула по левому борту очередная зона, по правому – величественная голова Ильича, выставленная на потеху на высоченном яру, и поезд встал на втором пути у Сосногорского вокзала.
Лёшек я направил в диспетчерскую пошукать попутный товарняк до Печоры – сэкономить деньжат. Абрис дал не совсем точный, и через сорок минут забеспокоился – видать, далеко ушли. Выполз на темный перрон, поглядел влево-вправо – вакуум. Высоко над путями сияют два искусственных солнца, озаряя вереницы безжизненных вагонов. Хвосты составов тонут во мраке. На юге, ближе к депо, взрыкивают могучие дизеля. С севера холодный ветерок то и дело доносит нестерпимую вонь местного сортира. Сзади, в вокзале, очередь неспешно гоношится за билетами на Москву. Всё в порядке, но где же Лёшки?