Чувство, что помимо внешних чина и красоты в пении, есть еще что-то более важное, жизненное и приобретающее Бога, встретилось с этими
строгими словами и встрепенулось, ожило.
Подобным же образом и в подобном настроении иконописцы могли наткнуться на следующий текст в книге: «На иконе перед нами предстает человек, не борющийся со страстями, но уже победивший их, не взыскующий Царства Небесного, но уже достигший его. Икона – не портрет, она есть явление преображенной, обоженной твари. В ней – трезвенная, основанная на духовном опыте и совершенно лишенная всякой экзальтации передача определенной духовной реальности. Всеосвящающая благодать Духа Святого просвещает всего человека, так что весь его духовнодушевно-телесный состав охватывается молитвой и пребывает в божественном свете. Икона видимо запечатлевает этого человека, ставшего живой иконой, подобием Бога.
А так как рукописный образ исполняется иконописцем с непременным участием его души, и в изображении будет чувствоваться как душевное состояние его, так и молитвенное настроение, если оно, как какая-то искорка было в нем, то и от иконописца требуется к написанию иконы подготовленность подвигом, церковная жизнь, исполненная его личной аскезой. Знаменательно, что лучшими иконописцами были монахи. Многие из них были великими созерцателями и мистиками.
Своими корнями икона уходит в евхаристический опыт Церкви, неразрывно связана с ним, как и вообще с уровнем церковной жизни. Когда этот уровень был высок, то и церковное искусство было на высоте; когда же церковная жизнь ослабевала или наступали времена ее упадка – тогда приходило в упадок и церковное искусство. И на иконах выписывались человеческая плоть и человеческие чувственные, а порой и пошлые и тучные настроения. Икона вырастает из молитвы и без молитвы не может быть настоящей иконы» [2].
Граница между внешним и внутренним
Слова эти могут ударить по сердцу и предчувствие чего-то более важного, чем внешнее изображение, запечалуется тонкими прикосновениями Святого Духа, заронится скорбь по Богу, и вина перед Ним, и окаянство.
Так и во всяком другом служении, какое бы оно ни было. Ревностью духовной сначала о внешнем человек приходит к той границе, за которой начинается ревность о внутреннем. Служение Богу переходит в угождение Ему. Приношение Ему результатов внешней деятельности перерастает в приношение Ему себя самого – своего сердца, ума, воли, в удобное для Святого Духа устроение себя внутреннего. Это и есть труды поста.