А именно это, собственно, и случилось в том самом изуверски зловещем 1937 году.
Да вот еще те безликие массы бездумно и одноразово более чем бесхозно использовались большевиками именно как средства для достижения некой единственно важной общей цели, взятия моста, одного самоубийственного броска под танк…
И все это именно этак тогда и делалось, причем уж разве что именно потому, что все те люди для предводителей сталинской орды всегда уж являлись никак не более, нежели чем грубыми орудиями, бессознательно приближающими их грядущую, истинно лучшую жизнь.
Правда, она имела все сугубо индивидуальные свойства чьего-либо личного сладострастно желаемого блага, но про то массам было знать вовсе ведь никак нисколько не положено.
Тот народ вообще уж можно было довольно легко объегорить, воспользовавшись его бесхитростностью и сущим безыскусным невежеством.
И все же его вовсе-то никак нельзя было повести захватывать чужие земли во имя сколь наглядного улучшения условий именно своей личной жизни.
Однако никак не составило бы ровным счетом вовсе-то никакого труда суметь вот делово и умело разом погнать те самые людские массы завоевывать чьи-либо совершенно далекие от их простонародного сознания иностранные государства.
Только лишь и всего, что самой главной причиной агрессии надо было назвать то самое до чего доблестное преображение ко всему лишь явно донельзя самому наилучшему всех тех еще давнишних скотских условий существования всех тех жителей тамошних неистово зловещих вотчин капитализма.
И ведь во все это они и впрямь действительно могли бы поверить, а потому и проникнуться пониманием истинно суровой необходимости рыцарского похода на все то общемировое давно явно вконец зажравшееся буржуинство.
Народ был некогда куда сильнее в вере, а потому от него за бесовской идеологией и спрятаться было делом самой первой, можно даже сказать, первостепенной необходимости.
Сладкие грезы светлого грядущего заставляли народ, жующий гнилую ботву, во что-то несусветно светлое истово верить, ну от этого его душа стала больна и полностью бесчувственна…
Но дух его, слава тебе Господи, пусть и потихоньку, медленно, но верно постепенно восстанавливается…
6
Это чувствуется в том числе и потому, как понемногу стала действительно оживать русская речь.
Да только для значительно более продуманного восстановления всего того, что некогда было утрачено во все те времена бесславной эры бесноватого большевизма, как и исчезновения слезливых омовений по поводу будто бы на редкость разнесчастной судьбы всей беззастенчиво прибедняющейся власти, которой некогда пришлось управлять «несобранным, разболтанным, а еще и совершенно недисциплинированным народом»…