-Ты, не оставляешь мне
выбора...- тихо шепчет епископ.
-Неправда, выбор у тебя
есть,- мягко возражаю ему.
-Что ж, ты прав, так
пусть будет синица в руках, нежели журавль в небе,- спустя пару
минут безмолвия сказал Иерофан, слегка тряхнув головой, прогоняя
лишние мысли.
-Кроме того, епископ
Иерофан меня интересует решение вопроса с "раскольниками", мне бы
очень хотелось бы знать, как к ним относятся братья по вере,
считают ли все поголовно их еретиками. Или же готовы пойти на
некоторые уступки, для того чтобы русский народ, наконец,
объединился и не пылали дома несчастных, отказавшихся от
перекрещения? Не подумай, что я спрашиваю из праздного любопытства,
твой ответ на многое может повлиять,- спокойно гляжу в глаза
сорокалетнего московского епископа...
-Раз так, то я даже не
знаю...- стушевался Иерофан.- Есть среди митрополитов и епископов,
те, кто готов пойти на уступки, есть и те, кто за то чтобы выжечь
это семя ереси с просторов Руси-матушки.
Епископ замолчал,
несколько отстраненно оглядывая столешницу перед собой. Я не
торопил его, слишком важен вопрос для меня, а еще важней то, что
скажет мне сам человек, сидящий передо мной, подойдет ли он для
роли главы церкви, послушной мне и одновременно думающий о своей
пастве в том ракурсе, который нужен государю. Да и после того как
отец Варфоломей принес мне свои наработки по подготовке витязей,
мне пришлось на многие идеи, гонимые ранее от себя взглянуть
заново, пересмотреть так, сказать.
Говоря с духовным
наставником витязей, в подчинении которого прошлой осенью поступили
еще трое семинаристов-бунтарей, с небывалым энтузиазмом внявшие
пожеланиям Варфоломея, я в большей мере напирал на воспитание
патриотов своей страны и своей Веры, без скотского рабского
преклонения перед иноземцами. Пришлось даже Варфоломею запретить
употреблять на богословии и логике такой термин как "раб божий",
заменив его на "верный слуга божий", вроде бы малость, а вот при
детальном рассмотрении выясняется, что и не малость вовсе. Но об
этом только я, да сам Варфоломей знаем, остальные же не
догадываются, что малолетние воины, грызущие гранит наук, воинской
службы и братства, растут действительно воинами, со своими
понятиями чести, доблести и блага Отечества. Не зря же на зеленом
полотне знамени корпуса и полка соответственно, ниже бурого медведя
замершего на задних лапах, выжиты золотыми нитями всего три слова:
"За Веру, Царя и Отечество!"