В столице жизнь кипела,
бурлила, всколыхнувшее мрачные тенета города покушение на государя
и наследника пробудил от спячки полицейских. Они словно гончие
врывались в дома, выискивая бомбистов, но так ничего и не находили,
порой вытаскивая обычных мужиков из постелей просто за то, что в их
избе лежал старый дедовский бердыш или вовсе древняя пищаль,
оставшаяся со стародавнего времени. В то же самое время гвардейцы,
во главе своих обер- и унтер-офицеров кружили по московским улочкам
арестовывая каждого бродягу, дотошно всматриваясь в лица прохожих.
Нападение на царя было плевком на честь и мундиры всех
присутствующих на месте взрыва, слишком дерзко, грязно это было!
Прощать такое нельзя ни в коем случае!
Сразу же после взрыва
бомбы под копытами лошадей царя и цесаревича, витязи во главе с
Прохором, вовремя сообразившим, что к чему, заняли круговую оборону
возле раненых, лежащих без сознания царственных особ. Но больше
ничего не было, в толпе вокруг слышался только истерический визг
почтенных матрон, беспорядочная беготня только раздражала, не
принося никаких плюсов от всей этой шумихи. Первым делом, осмотрев
раненых, Прохор облегченно вздохнул - все живы, только вот у
царя-батюшки пара мелких осколков попали в лицо, одна из брови,
разорванной на две половинки, кровь заливала глаза, не лицо это
было, а языческая маска древнего божка. Раны Старшего брата были
относительно безопасными, тугими толчками сукровица шла из
предплечья и бедра. Чтобы наследник не умер от потери крови Прохор
с парой витязей, тут же перетянули ногу и руку, чуть выше самой
раны, останавливая кровотечение.
Через минуту возле
плотного кольца витязей застыла рота преображенцев, шедшая ближе
всех к государю, во главе гвардейцев стоял бледный светлейший
князь.
-Что с царем?-
протиснулся он через ряды витязей, молча разошедшихся в сторону по
приказу Прохора, увидевшего Меншикова за пару секунд до его слов.-
О, бог ты мой, мин херц!
Алексашка, презрительно
относящийся к витязям и, особенно к сыну государя, казнокрад, вор и
вымогатель, генерал кавалерии, являющийся бесспорным фаворитом
Петра, упал на колени перед бессознательным телом государя. Нежно,
словно ребенка обхватил его голову, провел дрожащей рукой по лицу,
вытирая ручеек крови, струящийся по щеке и подбородку. Не долго
думая, светлейший князь аккуратно положил голову царя себе на
колени, сам же быстро снял с себя камзол, разорвал на себе рукав
рубахи, быстрыми движениями вытер лоб царя, после чего, прижимая в
рассеченной брови ткань приказал: