— А с чего ты решил, что твоя рыженькая согласится быть жертвенной овечкой? — спрашиваю резонно, встав к нему спиной у окна.
На город плавно опускается вечер. Моё любимое время суток. За пеленой тумана и темноты всплывают самые мерзкие тайны, обнажается сама суть человеческих пороков. Темнота — время грехов.
— Согласится, поверь. — горячо убеждает мальчишка, и я чувствую его сверлящий взгляд загнанного в ловушку, но почуявшего свободу зверька. — она придёт к тебе. Сама.
— Завтра. — ставлю точку в нашем непростом диалоге, и делаю Фархаду знак уходить. — но смотри, парень, если обманешь, тебе останется молиться своему Богу, потому что я прикажу тобой заняться тем, кому плевать на моральные принципы. Ты захочешь сдохнуть, а тебе не позволят. Будешь просить пощады, но напрасно. Тебя не убьют, нет. Но твоя психика будет порвана, а тело искалечено. Ты останешься жив, но это будет уже другая жизнь. Подумай хорошенько.
Слышу свистящий выдох, и холодно улыбаюсь. Когда мы покидаем хату, до слуха доносится ноющий голос парня, звонящего кому-то, и я готов поспорить — той самой рыженькой…
3. Глава 2.
МАРИНА
Витёк встречает меня взъерошенным, суетливо вталкивает в холл, и, воровато оглядев двор, запирает дверь. Поведение для него не характерное, и мои подозрения вновь оживают. Во что этот гад влип? Держится за живот, слегка согнувшись, словно мучает боль. Я хватаю его за подбородок, заставив поднять лицо, но следов побоев нет. Вот только испытывать облегчение рановато. Уж очень странно себя ведёт братец!
— Выкладывай! — требую, идя за ним на кухню.
В доме грязно, после моего отъезда Витька тряпкой явно не махал. Засрал всё пустыми бутылками, бычками и мусором. Говнюк! Мог хотя бы для приличия раскидать пыль по углам. Но он же барин, не привык за собой убирать. Раньше этим занималась старая домработница Люсинда, которая жила с нами, сколько себя помню. Дородная немка русского происхождения, бывшая аристократка с манерами королевы. Что толкнуло дочь знатного отца пойти в прислугу, я точно не знаю, а сама Люся скупо делилась подробностями своей биографии.
Папа как-то шепнул маме, мол, родителей Люсинды разжаловали от титулов в послевоенные годы, и они в качестве беженцев прибыли в Россию. А где там правда, никто не скажет. Люся заботилась о нас с Витькой, любила, как собственных детей, а я обожала в детстве слушать её сказки. Конечно, она осталась бы с нами, не бросила бы в беде, когда погибли мама и папа, но Витёк, сволочь, выгнал её. Чтобы не мешала предаваться порокам.