В вестибюле было аж три пулемётных гнезда, размещённых на втором
этаже. Их начали подавлять массированным огнём из
пистолетов-пулемётов, а затем в вестибюль ворвался БТР-2.
Башня бронетранспортёра задрала ствол, после чего заработал
крупнокалиберный пулемёт. Националисты не выдержали такого резкого
изменения расклада сил и начали отступление.
Говоров приказал 1-му отделению продвинуться в центр вестибюля,
к скоплению письменных столов. Сам он промчался к колонне и прикрыл
продвижение своих бойцов интенсивным огнём.
Националисты пытались побыстрее покинуть вестибюль, но гибли под
шквальным огнём. Иван видел привычную для себя картину: кого-то из
них секло гранатными осколками, а кого-то рвало на куски
крупнокалиберными пулями.
Спустя минуты, вестибюль был полностью зачищен, после чего
настало время башни.
— Он спрыгнул! — примчался красноармеец Иванов.
— Корректировщик? — уточнил старшина Говоров.
— Он самый, товарищ старшина! — подтвердил боец. — Обе ноги
сломал, но живой! Мы его захомутали уже — никуда теперь не
денется!
— В башню! — скомандовал Иван.
Корректировщик работал в комнате с механизмом часов — тут у него
была радиостанция, взорванная гранатой или чем-то подобным, а вся
документация находилась в бронзовой жаровне, уже в виде пепла.
— Вот сукин сын… — поморщился Говоров.
Он спустился на второй этаж и прошёл в кабинет
градоправителя.
Кабинет всё ещё выглядит довольно представительно, несмотря на
свежую лужу крови, выбитое окно и несколько пулевых отверстий в
стенах.
Говоров сел в недешёвое кожаное кресло и достал кисет табака.
Скрутив себе папиросу, он закурил и посмотрел на картину, висящую
между двумя шкафами, над резным бюро.
Картина изображала рыцаря в кольчуге, поверх которой было надето
белое сюрко, подпоясанное красным поясом с кинжалом. На голове его
был стальной шлем, стилизованный под лебедя, расправившего крылья.
За спиной рыцаря стояли три его воина, а также мальчик, держащий
щит, а перед ним были мужчины в восточных одеждах — старик в чалме
и два негра, по-видимому, мавры. Выглядело всё это так, будто
старик и негры сдаются, а рыцарь принимает капитуляцию.
Вздохнув, старшина поднялся из кресла и подошёл к выбитому окну.
В южной части площади уже собирали тела — последствие отчаянной
контратаки националистов, а с севера заезжали бронетранспортёры и
грузовики с подкреплениями.