А начиналось всё с того, что первую неделю
Санёк лежал,какпарализованный, на
полу в душной мазанке. Новое тело, в котороепопалего разум, сперва не хотело слушаться.
Подчинялосьс сопротивлением, с трудом.
Ему заново приходилосьучиться двигать
руками, вставать, ходить, говорить. Это жутко бесило. Бесила полная
зависимость от этих оборванцев, которые упорно считали его своим
сыном, заболевшим, но выжившим после того, как его ударила
молния.
Ожогна животе,чуть ниже
солнечного сплетения, похоже, и правда был от удара молнии. И
тунику, выходит, молнией
прожгло.На третий день
своего пребывания в мазанке, когда у него впервые получилось сесть,
облокотившись спиной на стену, он заглянул в кадку, которую ему
принесли, чтобы умыться.Ион и понял,
почему эти старикисчитают его своим
сыном, а эти чумазые девчонки — своим братом.Из кадки
на него смотрело чужоелицо. Мальчишка лет
шестнадцати, похожийна какого-то сирийца, турка или
грека. И сходство этого лица с лицами окружавших его «родных» было
совершенно очевидным.
Он долго не мог внутренне с этим смириться. Чувствовал
себя кукушонком, которого сунули в чужое гнездо. Эти люди
заботились о нём, делились с ним последним куском, буквально,
ставили его на ноги,учили ходить, говорить,а он… Он был не их сыном. Как им об этом сказать? Как самому
с этим смириться? Они, думая, что помогают ему оправиться после
болезни, научили егосвоему языку исамым
простым бытовымнавыкамэтого мира. А что
он мог дать им взамен? «Обрадовать», что их настоящий сын исчез, а
вместо него они возятся с совершенно чужим для них человеком,
который вовсе не собирается всю оставшуюся жизнь горбатиться на их
наследственном крестьянском наделе - небольшом винограднике,не собираетсябрать в жены соседскую
крестьянскую девицу, с которой, оказывается, давно
обручён,не собираетсякак все платить
подати и выполнять отработки местному синору, и плодить, на радость
деревенской родне, таких же как он смуглых и оборванных
чертенят.
Конечно, Санёк был по-своему благодарен этим людям за то,
что они выходили его. Порой он даже думал, что всё это — его немота
и неподвижность первых дней - былок
лучшему. Что бы он наговорил и наделал в новом мире, совершенно не
зная инепонимая его?Вляпался бы в какую нибудь беду. Как иноязычный
и неадекватно ведущий себя чужак без рода и племени он, наверняка,
был бы бит, ограблен, обращён в рабы, а то и убит в первые же дни
своего пребывания в новом мире… Теперь другое дело.