Соврать у меня не хватило духу.
– Нравится… А Антошку нельзя с собой взять? – робко спросила я, хотя непонятно, зачем спросила, знаю ведь ответ.
– Вся ведь суть в том, что мы там будем одни. Одни в целом свете, первый раз в жизни! – увлеченно продолжает он. – Вставать рано, купаться в озере, пить парное молоко. Целоваться без оглядки… Разве мы об этом не мечтали, малыш?
– Мечтали…
– И вот она – мечта! В руке! – Он достает из кармана и показывает мне ключи.
– Товарищ Дашков! Вас Бруевич к телефону, – раздается у входа в буфет противный секретаршин голос. Вадим встает.
Как, оказывается, они просто выглядят, ключи от счастья – обыкновенные, английские, серенькие.
Договорились с Софьей Николаевной, матерью Филиппа, бывшего моего мужа. В такси привезла Антошку на Петроградскую. В старом, еще до революции построенном доме, лифт, как всегда, не работает. Топаем на высокий третий этаж, на Антошке звенит амуниция: ружье, пистолеты, сабля бьет по лестничным перилам. Звоним.
Открывает Софья Николаевна – энергичная, худая, нечесаная, во рту папироска.
– Баба Соня, луки ввелх!
– Здрасьте. Это за все-то заботы? Ах, Антон Филиппыч, неблагодарная вы дрянь, весь в папу. – Она ерошит ему волосы и толкает в зад. – Иди лучше с сестренкой поздоровайся.
Входим в большую, с высокими окнами, комнату, где множество замечательных вещей: Софья Николаевна ни с чем никогда не расстается. Коробочки, картиночки. В вазе с драконами – засушенные бог знает когда розы. В шкатулке на комоде – перламутровые пуговицы, янтарные запонки, хрустальные бусинки – когда-то я могла часами все это перебирать… Видик на резном столике выглядит здесь инопланетянином.
Появляется годовалая дочка Филиппа, ноги в колготках заплетаются, палец во рту.
– Анютка, луки ввелх!
– Засадили бабку чад сторожить, а меня больные ждут. Твой бывший со своей новой тоже дома сидеть не любители.
– Софья Николаевна, я…
– Ладно, без прохиндейства. Извини, не целуюсь, табаком пропахла. Плохо выглядишь.
– Устала…
– Дай пульс. Ерунда. Низкое давление. Принимай ванну с бадузаном и заведи любовника.
– Есть.
– Значит, хорошего заведи.
– Вроде хороший.
– Значит, само пройдет. Красоты и молодости у тебя с запасом. Я Филиппу, когда он на этой дуре женился, говорю: идиот, после Ольки дочь Онассиса – еще куда ни шло, а ты такую бабу на дерьмо променял. Чай пить будешь или бежишь?