– У тебя родители, жена, дети, – опешил я.
– Это фон, – признался Эмиль. – Как течение в море. Есть оно и есть. Нет его и не надо. Понесло, как щепку с рождения, вот и плыву. У меня только мой ток был. И все. Пока.
Плотная, коренастая фигура Эмиля неторопливо удалялась от меня: широкие плечи поникли, голова понурена; сжатые кулаки в карманах брюк, наверняка, ногти впились в ладони; всегда ясное выражение лица приобрело жесткость, мечтательность сменилась на обыденное созерцание дороги под ногами. Вот так желанный результат оборачивается в нечаянное страдание. И молодая горячность, как раскаленный металл впервые опускается в проточную воду остужаться. Так, наверное, обтесывает людей под себя застоявшееся общество, в котором и для которого должен жить человек.
А ведь еще час назад Эмиль смеялся и шутил в присутствии академика Коростылева, уже зная о предательстве института.
Любые наши эксперименты всегда проверяло множество инстанций, собирались лучшие профессорские комиссии, которые затем выносили решения. И, если мы с Эмилем могли что-то недоглядеть или чуть-чуть недодумать ввиду не слишком большого опыта или отсутствия необходимого для испытаний оборудования, то этого не могли сделать те, кто контролировал нашу деятельность.
Сейчас стало ясно: после создания Эмилем первого упрощенного варианта прототипа установки по увеличению мощностей по генерации переменного тока, мы жестоко ошиблись, признав нежизнеспособность идеи. И только спустя два года упорный Эмиль, проведя испытания на пятом, очередном варианте, понял, что первый – был гениален. Это понятно было и руководству института, которое два года назад нам с Эмилем выделило по квартире и обеспечило служебным транспортом.
Потянуло предрассветной прохладой. Побледнел прозрачный день. Слепые окна серых пятиэтажек мрачно дремали в «спальном» районе спящего города. Еще немного, и начнут распеваться птицы, потеплеет под безоблачным небом ветер, и оживет янтарная субстанция, лежащая в основе строения материи, которую так любит Эмиль.
Я глубоко затянулся, и синий дым, неторопливо клубящийся вверх, был атакован мощной струей побелевшего табачного дыма.
* * *
Стараясь не разбудить Марину, я бесшумно проник в ванную, чтобы принять душ. Объяснять ей в данный момент, почему меня не было трое суток, мне не хотелось. Я вообще не любил никому ничего объяснять. Она прекрасно знала, что я в институте оформлял финальные расчеты мощностей. И подобные отсутствия стали в последнее время нередкостью.