– Я об этом никогда не задумывался, – озадаченно признался Эмиль.
– До этой секунды я тоже.
– Ты слишком драматизируешь. Или слишком чувствительный. Проще надо относиться.
– Поневоле расчувствуешься, – распахнул я стеклянную дверь. – У меня впервые появился собственный дом, свое личное логово, как вдруг оно из-за Марины превращается в чужую нору.
– У тебя не было дома? – осторожно поинтересовался Эмиль.
– Не хочу об этом говорить.
Мы зашли внутрь помещения ресторана и сделали заказ.
– Купи ей цветы и делай предложение, – решил Эмиль, поморщившись от водки. Меня тоже невольно передернуло. То ли от водки, которую глотнул Эмиль, то ли от его слов. – Все равно к какому-нибудь берегу надо приставать рано или поздно.
– Хорошая перспективка, – иронично произнес я, нервно тарабаня пальцами по столу. Неизбежность дальнейшей семейной жизни меня не порадовала.
– Все образуется.
Еще засветло я был дома. Кинул огромный букет цветов на стол. Не раздеваясь, бухнулся на диван и уснул.
Аленка
– Куда поступать будешь, горе ты наше? – тяжело вздохнув, буднично поинтересовалась классная руководительница. Судя по ее вздоху, она хорошего ответа от меня не ждала, равно, как и поступления.
– Никуда, – сплюнул я на пол.
Надежда Ивановна поморщилась.
– Никита, у тебя одни прогулы и двойки. После восьмилетки ты обещал мне исправиться. Ты не представляешь, как я уговаривала педагогов, чтобы они пожалели тебя, ради памяти твоей бабушки, моей подруги и великолепного учителя, и дали окончить тебе десятилетку. Что же я вижу через два года? Что ты меня подвел?
Я смотрел в окно. Мне было все равно. Главное, что приближался конец ненавистному пребыванию в школьных стенах.
– Мне извиниться, что не сдержал обещания? Что вы сейчас от меня хотите?
– Оставь свои хамские замашки, на меня они никакого впечатления не производят. Мы в кабинете совершенно одни, и ты можешь быть просто собой. Нормальным человеком, с которым можно поговорить.
– О чем? – изумился я.
– Куда ты будешь поступать, – Надежда Ивановна не отрывалась от проверки тетрадей. Она не смотрела на меня, и я знал, что это тактично делалось для того, чтобы поговорить со мной по-хорошему. Если бы она развернулась ко мне и, глядя в глаза, учинила бы «допрос» высокомерным учительским тоном, то я, скорее всего, хлопнул бы дверью и ушел. Поэтому Надежда Ивановна делала вид, что сосредоточенно проверяет тетради, а раз уж я оказался в классе, то она, исключительно, как классный руководитель, интересуется моим будущим.