–
Почему?
–
Ну, а как балерины, по-твоему, едят? Если она сало жрать будет, то
какая из неё тогда балерина?
–
Но она же…
–
Старая ты хотел сказать?
–
Ну… – замялся я.
–
Возраст, Муля, на то он и возраст. Она давно на пенсии. Хоть
подрабатывает то гардеробщицей в театре, то помощницей костюмера,
но это так, крохи. Только вот что я тебе скажу, Муля. Бывших
балерин не бывает. Балерина – это диагноз. Как и
актриса.
И
тут меня осенила догадка:
–
Так вы актриса?
–
Да какая я уже актриса, – вздохнула Белла и мелкие морщинки
прорезали её нагримированный лоб. – В молодости была надежда – вот
стану великой актрисой и сыграю такую роль, что люди будут рыдать
от восторга. Мне так хотелось аплодисментов, оваций, цветов от
поклонников. И восхищения публики.
Она вздохнула и продолжила:
–
Но время прошло, я постарела, а ни цветов, ни оваций, ни
восхищения. Пришли юные актрисы и меня незаметно заменили во всех
постановках. Когда я поняла, что давно уже не играю на сцене, а
жить-то за что-то надобно, я ушла.
–
И как же вы сейчас живёте? – потрясённо спросил я.
–
Да как, – усмехнулась Белла, – живу как все. От зарплаты до
зарплаты.
–
Но вы же ещё не на пенсии?
–
Ещё полтора года, – вздохнула она.
–
И где вы?
–
Играю на рояле.
–
Оу! Так вы в филармонии?
–
Да в какой филармонии! В ресторане я играю, – она резко вытащила
папиросу и подкурила.
Я
допивал чай, как в коридоре послышались возбуждённые злые голоса и
шум.
–
Пошли! – глаза Беллы заискрились любопытством, и она первая
вскочила из-за стола.
С
сожалением взглянув на два недоеденных бутерброда на тарелке, я
последовал за нею.
А
в коридоре царил хаос. Я сперва не мог понять, в чём суть
очередного конфликта, но потом увидел, что вернулись с работы
молодая женщина и мужчина, чуть постарше. К женщине льнул Колька.
Поэтому я понял, что это «мама Лиля». А тот гориллообразный мужик,
соответственно, «папа Гриша».
Это была странная пара. Горилообразный «папа
Гриша», напоминал помесь Кинг-Конга и гоблина, только большого,
почти под два метра. А вот «мама Лиля» была похожа на юную Одри
Хепбёрн, с такими же глазами оленёнка Бэмби, с гладко зачёсанными
блестящими волосами. Вот только она была шатенкой.
Перед ними стоял Орфей Жасминов и с жаром
доказывал, что теперь он будет жить в их комнате.
–
Но как же так! – со слезами на глазах воскликнула Лиля, – у нас
большая комната – проходная! А вас селят в чуланчике, там живёт
Николаша. Но как вы будете ходить через нашу комнату?!