— Любая магия опасна, особенно в
неумелых руках, искаженной же всё гораздо сложнее, её свойства
могут диаметрально противоположны базовой стихии, тьма может
получить свойства яркой дымки, огонь будет замораживать цель, а
земля станет нематериальной. Такие маги необычайно редки, но
встречались в истории. — Та вернулась к книжке и наливая себе
чай.
— Хорошо, тогда, пожалуй, я пойду. —
Поспешно спрыгивая с кушетки, я, не смотря на целительницу, быстро
оделся и поспешил к выходу, думая, какого черта вообще в голове у
этой эльфийки, казалось, ей вообще было плевать, кто перед ней.
Переключившись на Рона и смотря
одним его глазом, я увидел, как тот передает ее помощнику цену в 5
золотых, когда я уходил, то лицо Рона было таким, что он был готов
броситься в любой момент, стоит только намекнуть мне насчет атаки,
так еще и читалась вина, поскольку тот невольно подставил своего
мастера.
Так или иначе, стоит в ближайшее
время подумать о переезде, или лучше все же выждать и посмотреть,
сдаст ли явного иномирца властям или целительская этика не позволит
ей разглашать личность пациента. В итоге решил махнуть на ситуацию
с эльфийкой рукой, больше меня волновала ситуация с семейством
шпионов, или чем бы они ни занимались. Желая сконцентрироваться на
одной проблеме за раз.
Начав слежку, я закинул к ним домой
еще и черную вдову, которая пряталась в темных углах и за мебелью.
Поскольку эффективность жабы падала из-за нехватки влаги, в их доме
теперь была еще зеленая ящерица и крыса в погребе.
Я слушал каждый разговор, который
казался мне довольно формальным, совсем не чувствовалось семейной
близости. Иногда пересекаясь с этой женщиной на рынке, я замечал,
что она тоже зверолюд, только больше похожая на белого песца с
закругленными ушками, причем Римо совсем не походила на нее — они
были очевидно чужие друг для друга зверолюди.
В группе Олира было спокойно.
Проводя время с парнями, я все равно чувствовал, что веду себя
отстраненно: если просили — помогал, если говорили — поддерживал
разговор. Но сам не пытался подружиться. Я просто не знал, как
перебороть свою отстраненность, пытаясь быть более дружелюбным, я
становился неприятен сам себе.
Только Римо, казалось, начала
общаться со мной еще больше, словно не замечая, что я пытаюсь
выстроить баррикады, чтобы ее слова или действия не достигли моего
сердца. Однажды вернулся ее отец, и тогда началось самое
интересное.