Она очень спешила – успеть, добежать до спальни… И никто в
толпе, которая тащила вдову генерала из кровати, не понял, что
графиня тяжело и неровно дышит. Испугалась старуха, чего уж там.
Покончили с ней быстро, а тело повесили на площади у бывших
присутственных мест – пусть все видят!
Ночью никто из толпы не обратил внимания на трех молодчиков,
которые сразу прошли в детскую. Постояли над детской кроваткой и
принялись молча и методично обыскивать покои в поисках девочки. По
генеральскому особняку шныряли люди, со стен снимали картины,
какая-то бабенка требовала взломать дверь графской гардеробной.
Молодчики переглянулись. Нет, тряпки их не интересовали, но может
быть девочка прячется там?
Потайную дверь нашли спустя несколько лет, совершенно случайно.
Генеральский особняк к тому времени обрел новых хозяев: городской
совет по спасению беспризорников чувствовал себя в этом доме
вольготно. Проверить находку приехала народная милиция и –
неожиданно – следователь спецкомиссии по особым делам. Именно он
подобрал со ступенек детскую ленту и, глянув на милиционеров, сунул
ее в карман. Те, впрочем, больше интересовались стенами хода. В
конце концов, все знали, что генерал был страшно богат, а ведь
никаких сокровищ до сих пор не нашли. Правда, простукивание стен
подземелья тоже ни к чему не привело. А сам ход вывел прямо в
технические помещения доходного дома, ближайшего к генеральскому
особняку. Там было удручающе пусто и пыльно.
Если бы утром, после разгрома генеральского особняка, возле
виселицы, где болталось в петле тело старой графини, встретились
двое, то жизнь Неты сложилась бы совершенно иначе. Но чернявый
парень в низко надвинутой кепке на площади не задержался. Уходя, он
не поднимал головы и, наталкиваясь на людей, ни разу не ответил на
оскорбление, которые щедко отсыпали ему зеваки. Не ответил даже
тогда, когда в спину прилетел тяжелый кулак портового грузчика:
– Смотри куда прешь, шантрапа!
А на седого сгорбленного мужика в крестьянской одежде, который
вместе с обывателями глазел на старухино тело, никто не обратил
внимание. По толпе распространяли фотографию Антонеты – пятилетняя
внучка старухи зачем–то была нужна новой власти.
– 100 золотых – хорошая цена, – сказал крестьянин, щелкнув
грязными пальцами по фото. – Дай-ка, мил-человек, мне не одну, а
больше. Я родне раздам, пусть ищут. Паренек в лихо заломленной
кепке с революционной кокардой сунул ему в руки сразу штук 10.
Микола, а это был он, все бы забрал, если б можно было: чем меньше
изображений девочки болтается на столбах, тем лучше.