А власть перешла Директории. Бывшие
первые министры Великого Двора полагали, что удержат бешеных
имперских коней. И может быть удержали бы, но нашлись те, кто
захотел Директорию заменить.
Чехарда во власти имперских земель
диктовала громкие заголовки островным газетам. У Ганга от них
рябило в глазах. Директория, народники, снова Директория, но уже с
другим составом, ибо прежних постреляли в пылу сражений,
Независимый Союз, народники и, наконец, Узурпатор, плоть от плоти
народников, всему этому безобразию положивший конец. Страшное,
смутное время... Революция в Империи, позже получившая название
Великого Падения, превратилась в кровавую вакханалию, терзавшую
несчастную страну едва ли не десять лет.
Зато Ганг смог вернуться...
Узурпатор признал, что Винтеррайдеры перед Родиной не виноваты.
Крестьянский сын Савва Иванович Косицын, объявивший себя
Узурпатором, вообще оказался человеком умным, цепким, и быстренько
обязал Ганга заключить с бывшей Империей несколько торговых
договоров. Впрочем, Ганг стремился к этому сам и на условия
Узурпатора пошел легко: ему требовалось увидеть брата, а деньги он
еще заработает. Косицын же во главе страны показался Гангу далеко
не худшим вариантом.
***
Замок, объявленный народным
достоянием, шокировал грязью на парадной лестнице и кучей
совершенно оборванных детей.
Дети оказались сиротами, а Фрам –
инспектором детского дома. Жил он в покоях своего бывшего
камердинера и, кажется, был совершенно счастлив. Занимался детьми,
писал стихи и смотрел на младшего с обожанием. Замок он отдал
добровольно. Все – народу, как учили народники, а за ними и
Узурпатор. И многих маска доброго старого Фрама обманывала, но не
Волфганга. Вольфрам же не был откровенен с младшим до конца. И этот
тонкий лед Ганг пробить не смог.
Все к лучшему, полагал он, отправляя
с Островов корабли с провиантом и одеждой для беспризорников, кои
едва ли не из воздуха брались на просторах бывшей Великой Империи.
Их исправно привозили в Оплот целыми партиями.
Южный барон замок отдавать не хотел.
Повесили на воротах всю семью. И Твердыню Юга взорвали. Весело, с
хохотком, писали в революционных газетах, что после взрыва ничего
страшного не случилось – никакое зло с юга не пришло, ибо басни эти
для устрашения писались, чтоб Южный мог на крови народной
жировать…