Каждый день шёл по одному и тому же сценарию. Санитары
появлялись в чётко заданное время, меняли подгузник, кормили чем-то
жидким и безвкусным, брали образцы — кровь, слюна, какие-то
странные мазки. Я даже не понимал, для чего это всё нужно, но
пытался не сопротивляться.
Так прошёл месяц. Месяц.
Целых тридцать дней, заполненных циклом сна, кормления и
анализов. Моя жизнь превратилась в монотонную рутину, от которой в
голове оставался только один вопрос: что они хотят узнать?
Поначалу я думал, что это просто медицинский эксперимент. Что я
— случайный подопытный. Но с каждым днём становилось ясно: всё
гораздо сложнее. Эти санитары вели себя так, будто я был чем-то
уникальным. Они постоянно что-то записывали, сверялись с приборами,
иногда даже спорили между собой.
Пока я не мог говорить и двигаться свободно, оставалось только
наблюдать и пытаться понять, что здесь происходит.
Рутину нарушали лишь спонтанные выбросы энергии, которую я не
мог контролировать. Каждый раз, когда это происходило, санитары
бросались в суету, как муравьи, лишённые привычного порядка. Они
бегали с приборами, что-то обсуждали и выглядели так, будто мои
неконтролируемые вспышки были для них неожиданностью и угрозой
одновременно.
После таких случаев моя импровизированная палата постепенно
превращалась в миниатюрную лабораторию. Вокруг появлялось всё
больше приборов и датчиков, которые издавали бесконечное пиликанье,
сводя меня с ума. Эти звуки, эти сигналы… я чувствовал, как от них
медленно, но верно начинается какое-то помешательство.
Как же меня всё это достало.
Я лежал в этой клетке, слушая эти звуки, и злился. Злился на
тех, кто приходил ко мне как на работу — ставить опыты на
беззащитном младенце. Маньяки. Вивисекторы. Иродам, наверное, было
бы завидно, глядя на них.
Я хотел что-то сделать. Хотел вырваться. Хотел одним движением
уничтожить всё это место и отправить этих «учёных» к чертям. Но что
я мог сделать? Моё тело было слишком маленьким и слабым, и все, что
мне оставалось, — это ждать.
Ждать. Набираться сил. Наблюдать.
Пока я не знал, сколько времени пройдёт, но я точно знал: рано
или поздно я вырвусь отсюда. И тогда эти люди пожалеют, что
когда-то осмелились поставить опыты надо мной.
Запись из журнала наблюдений доктора О
Объект 7647. Евклид.
Эта классификация звучит так буднично, так обыденно. Но мы оба
знаем правду, не так ли? Этот ребёнок — или то, что кажется
ребёнком — гораздо сложнее и опаснее, чем всё, с чем мне доводилось
сталкиваться за всю мою карьеру.