— Так что ты хотел сказать? — спрашиваю, когда закрываю за собой тяжелую дверь в кабинет. Здесь по-прежнему мало света — только торшеры и настольная лампа, — свежо и пахнет сигарами.
В кабинете Яков Игнатьевич когда-то занимался бурной деятельностью, строя империю, а теперь только создает видимость работы, прячась от ворчания ба, и читает газеты или книги, попивая коньяк и раскуривая сигары. Как и весь дом, кабинет выглядит презентабельно, но старо. Когда-то здесь решались судьбы, а теперь обсуждаются новости и детские игрушки.
— Хотел вручить подарок лично, — скрипит он, подходя к сейфу. Набирает комбинацию, которая всей семье давно известна, и достает оттуда конверт. — Присядь, Мирослав, — приглашает он и, с трудом переставляя ноги, занимает свое место во главе стола. — Думаю, ты прекрасно понимаешь, зачем я тебя позвал. Ты руководишь моей компанией. Руководишь хорошо, поэтому, думаю, пришло твое время самостоятельно определять будущее, — дед двигает конверт ко мне, а я не верю, что сейчас получу все, к чему старательно шел почти всю сознательную жизнь.
Глубоко вздыхаю и беру конверт. Вскрываю, как и положено, ножом для писем — незачем травмировать Якова Игнатьевича — и раскрываю дарственную. Улыбаюсь, не веря, что пара формальностей, и я полноправный и единоличный владелец холдинга. Взгляд бежит по буквам, с трудом перевариваю информацию, но натыкаюсь на пункт «Условия безвозмездного дарения», в которых, помимо формальных, различаю одно конкретное и, бесспорно, безумное.
— Ты хочешь, чтобы я женился? — с трудом сдерживаю злость, откладываю бумагу в сторону и стараюсь не делать лишних движений, чтобы не выдать нервозность. — Серьезно? Свадьба, и компания моя?
— Я лишь хочу, чтобы ты, дожив до моих лет, смог передать дело своему сыну и знать, что он не станет жить в бедности.
— Я уже заработал на свою безбедную старость и вполне обеспеченную жизнь возможных детей, — бью кулаком по столу, все же не совладав с эмоциями. Их слишком много, они разрывают изнутри и грозятся вырваться наружу сумасшедшим вихрем, разнося все к чертям. — К чему это глупое условие?
— К тому, что я знаю, что бывает, когда седина бьет в бороду.
— Ты хочешь перечеркнуть все мои труды только потому, что я холостой? — звучит настолько глупо, что становится смешно. Тру пальцами переносицу и надеюсь, что все это шутка и сейчас он откажется от бессмысленной затеи. — Значит, все то время, пока компания под моим руководством приносила прибыль, тебя не волновало мое семейное положение, а теперь ты готов отстранить меня от дел?