- А Уильям тоже ревнивец и собственник, кстати, - хихикнула Марго. - Видела, как он коршуном над тобой нависал, когда на тебя смотрели.
- Кто на меня смотрел? - мои брови удивленно поползли вверх.
Я уже давно перестала чувствовать в себе женщину. Для всех я была королевой, политическим деятелем, глубоко замужней дамой с ребенком, и таковой себя и ощущала. Захотела переключится на Генри, и то не вышло.
- Ты просто не замечаешь, как на тебя смотрят, - парировала Марго.
- И не хочу знать, - ответила я.
- А Уильям когда-нибудь злился на тебя? Ревновал? Ну даже когда ты ему поводов не давала. Или он у тебя такой идеальный сам по себе и примет от тебя все?
Я задумалась. Вопрос был хороший. За все годы нашей с Уильямом совместной жизни я старалась выполнять роль примерной жены, и у меня это получалось за счет моей способности “хамелеона”. Однако один раз, еще на заре наших с ним отношений, был момент, когда я пыталась его переделать и пожалела об этом. Пыталась сделать из него доминирующего мужчину, чем его дисбалансировала и чуть не сломала. Результатом стала мужская истерика, выразившаяся в агрессии и выплеснувшаяся в сексе. Уильям на ровном месте приревновал меня, и это был единственный раз, когда он взял меня силой. Неумело. Как мог. Как сказала Галя “Не нужно пытаться сделать из Иешуа Пилата или Воланда” и была права. Я не восприняла этот акт, как изнасилование. В конце концов, я сама надавила на Уильяма. Но этот случай показал мне многое. Во-первых, я решила, что никогда больше не буду дисбалансировть мужа и подгонять под свои "хотелки". И дело было не в неумении управлять людьми. Не стоило ломать суть человека и из мягкого Иешуа пытаться сделать воина или дьявола. Впрочем, в обратную сторону это тоже не работало. Во-вторых, я в очередной раз убедилась, что мужские эмоции, как положительные - любвеобильная страсть и чрезмерные нежности, так и отрицательные - агрессия, злость, похоть и ревнивая страсть - меня отталкивали. Мне нравились мужчины с холодной головой, умеющие контролировать себя, где секс, эмоции и даже любовь были частью их жизни и не имели власти над их разумом. Мягкий политик или агрессивный воин, делающие ошибки, или страдающий Дарт Вейдер с глубокой душевной раной, вместо Воланда, были мне неинтересны. Каждый должен был занимать свое место. У каждого была своя функция.