Дыхание совсем сбилось. Там, где Павел прикасался ко мне, все горело. Губы саднило так, что хотелось облизать их. Пусть вместе с пальцами. Как угодно, лишь бы унять этот жар.
— Кажется, я перестарался. — Второй рукой Бояринов провел по моим волосам. Убрал с лица выбившуюся прядь. И скользнул ниже... к шее. — Все так плохо?
Указательным пальцем прочертил линию вдоль вены.
— Просто хочу, чтобы ты ушел...
Мозг отказывался объяснять, что происходит с телом. Он капитулировал, оставив меня наедине с прикосновениями, терпким мужским запахом и жаром, который тугой воронкой закручивался внизу живота. Заставлял вставать на цыпочки перед Павлом. И терпеть эту близость.
— Я могу помочь.
Гад и не дернулся с места. Он не стал расстегивать ширинку, как сделал это в нашу первую встречу. Не пытался поднять меня или унести.
Просто смотрел. Словно видел насквозь. И пуговицу за пуговицей освобождал от пальто.
— Пошел вон...
Когда его рука легла на платье в развилку ног, терпение лопнуло. С губ вместо крика сорвался стон.
— Стыдно чувствовать себя плохой девочкой?
Там, где недавно по шее скользили пальцы, оказались горячие мужские губы.
Там, где было жарче и больнее всего, под колготки пробрались умелые пальцы.
— Тебе нравится издеваться надо мной? — Слезы брызнули из глаз.
— Шизею от того, как ты отзываешься.
Не позволяя свести ноги, Павел стал сквозь белье поглаживать нежные складки.
Убийственно правильно. Под нужным углом. С тем нажимом, который требовался именно мне. Словно обладатель этих пальцев успел пройти мастер-класс по моим персональным настройкам.
Но не у мужа! Тот вечно промахивался с углами и силой. Сама не знаю у кого.
— Такая строгая... и мокрая.
Этот мучитель больше не смотрел на меня. Его губы насиловали мочку левого уха. Обдавали дыханием. Посасывали, словно это леденец. А пальцы все быстрее скользили по промокшему кружеву.
— Девочка моя, ты течешь так сильно, что я мог бы трахать тебя всю ночь. — Бояринов не щадил ни мою гордость, ни уши. — Во все твои сладкие дырочки. До отключки. До последнего издыхания.
Проталкивал пальцы глубже.
Швом резинки натирал подпухшую плоть.
— Иди к черту!
Невозможно было это терпеть. Тянущая боль внизу с каждой секундой становилась лишь острее. Меня дугой выгибало от ощущений. Душило слезами.
Больше всего хотелось сдвинуть проклятое белье и получить облегчение.