После выстрела и замечания Понтера установилась тишина, а легкий
дымок, рассеивающийся по комнате после выстрела, придавал ситуации
какой-то особый флер. В какой-то момент я почувствовал себя ковбоем
в дешевом вестерне. Дешевом? Да потому что декорации были никакие,
а люди… Вот, вроде бы, живые, а все равно карикатурные.
Но пауза затягивалась.
— Теперь я уверен, что разговор состоится. Итак, господа, в чем
же причина вашего визита? — копируя манеру говорить тех людей, с
кем мне пришлось общаться за последний день, спросил я.
— Знаете ли, господин Шабарин, нас в столь морозные и снежные
дни мало чего может сподвигнуть ехать за десятки верст. Большие
долги ваши перед уважаемыми господами и привели нас сюда, —
ухмыляясь, отвечал тот, которого называли Понтером.
Бандит протер-таки платком лысину, и без того отражающую свет,
как светодиодный накопитель. А после вновь стал потирать шею. Это у
него фетиш такой, наверное, или все еще ощущал последствия моего
захвата. Так я же немножечко, чуть-чуть, придушил его, как кота
нашкодившего. Между тем, Понтер поменялся в лице, его мимика
демонстрировала серьезность намерений.
— Заканчивай, баря, голову мою туманить. Сказали, что ты хворый,
так лечись, живи и здравствуй, деньги только проигранные отдай, —
сказал бандит, показывая, что-то ли испуг прошел, то ли он и не
испугался, а лишь глумился и ерничал.
— Сколько? — спросил я.
— Тысяча триста шестнадцать рублей с полтиной, — ответили
мне.
«Реально? Глупости какие! Я не богач, но такая сумма смешна и
для меня» — подумал я и даже не стал скрывать свою ухмылку.
— Не, баря, ты, видать, свихнулся, — заметил Понтер. — Твое
имение со всеми людишками, заложенное в банке, всего-то втрое
больше стоит. А ты смотрю, веселишься. Точно с ума сошел.
— Пять тысяч на карту тебе кину, — вырвалось у меня.
Наверное, нервное.
Но фраза, очевидно не имевшая здесь никакого смысла, внезапно
возымела положительный эффект. Бандиты чуть попятились, решив, что
я окончательно сошел с ума и упоминаю какую-то карту с тысячами.
Это дало мне время так же осознать, что деньги тут совсем иные.
Какой период Российской империи ни возьми, там рубль стоит больше,
чем когда-либо после революции. И тысяча триста с лишним рублей —
это… Дохрена!
— Ты голову не дури, Шабарин, знаем мы твои уловки прохвоста.
Деньги когда отдашь? Брешешь же, барин, что нет денег. Вон какая
картинка у тебя висит, — сказал лысый и указал на намалеванную
бабу.