Партизанка, как я и предполагал, в Конторе поработала, потом
поняла, что мало уделяла внимания семье, и стала склеивать семейную
фотографию, примиряя детей, собирая их вместе. А после – развал
страны и всё вот это...
— Ты бы не верил этой сорвиморде, – сказала бабуля, когда кратко
(уверен, что многое скрывая и недоговаривая), она рассказала о
своей жизни. – Этот был у меня, так я чуть не пристрелила его и
тех, кого он привез. Все бумажки просил подмахнуть какие-то да
паспортные данные туда переписать, спрашивал о соседях. Я старая,
но в маразм не впала, Бог миловал. Там, по бумагам этим, и дом мне
отстроили, и дорогу тут провели, и генераторы, чуть ли не в золоте
с бриллиантами, выделили – десять штук! Иные сельчане-то и
подписывают. Тут такие деньги воруют!..
— Знаю, Мария Всеволодовна, уже знаю. Я исправлю это, – как мог
твёрдо сказал я.
— Исправишь? Ой ли. Ну, да Бог тебе в помощь, парень. Тут без
Божьей помощи не совладать, - заметила хозяйка дома.
— А это кто? – я заметил большую фотографию на стене.
Красивая, просто глаз не оторвать, женщина, одетая в платье явно
дореволюционного покроя. И пусть Мария Всеволодовна – уже заметно
пожилая дама, но явно не она запечатлена на снимке.
— То бабка моя. Вот где красавица была! Тоже прожила долго, все
Бог не мог прибрать, – сказала бабуля. - Судьба у нее... Не легче
моей была. Во все времена есть, парень, белое и черное, и
много-много серого.
— Алексей Михайлович! Алексей Михайлович! – орал-надрывался на
улице Ухватов, перебивая Всеволодовну.
— Иди, ответь ему! – сказала бабуля. – На порог своего дома я
этого прохвоста вороватого не пущу, если только чтобы кастрировать.
Подступает голод к гландам... Только будто бы на пире, ходит
взяточников банда, кошельки порастопыря.
Она еще и Маяковского цитирует.
Я вышел во двор и улыбнулся. Прячась за деревом, мой
сопровождающий буквально трясся от страха. Небось, бабуля уже
стреляла в этого ухаря, вот он и помнит.
— За мной машина приедет. Нормальная машина. Тот, с позволения
сказать, автомобиль, на котором мы прибыли оставляю. Вы
возвращаетесь? – говорил Ухватов, и тон его мне показался
странным.
Он словно просил прощения у меня. Что? Совесть проснулась, что
бабулю использовать хотел для собственного обогащения? Я и сам был
не прочь как-то избавиться от сопровождения, а то этот все канючит:
туда не ехать, сюда не ходить. Хочу сам окунуться в атмосферу
происходящего, понять, что людям нужно в первую очередь, чтобы уже
завтра-послезавтра вернуться и дать это им. Условно, конечно,
завтра. Я не такой уж идеалист, чтобы верить в скатерть-самобранку
или в волшебную палочку. Даже если засучить рукава, так сразу всё
не появится.