И могущественнейший чародей, правящий
целой страной, вдруг согнулся пополам в приступе дикого,
неудержимого хохота!
Он плакал и стучал кулаком по столу,
не в силах остановиться. Наконец, откинувшись на кресле, вытянул
руку в сторону и меж пальцев его появилась изящная
ручка.
Дочь тотчас же подсунула ему чистый
лист, и маг книг быстро и сноровисто принялся испещрять его
убористым почерком, затем размашисто подписался и протянул лист
Иоганну.
Тот внимательно, точно и не было
приступа, проверял каждую букву и, наконец, удовлетворённо
кивнул.
- Аластар, - обратился он ко мне, -
прошу тебя рассказать профессору Горму свою историю. Ввиду позднего
часа прошу тебя не останавливаться на малозначительных мелочах и
оглашать лишь самые важные сведения.
Намёк был прозрачней байкальской
воды…
И теперь оставалось понять: доверяю ли
я Иоганну настолько, чтобы без вопросов выполнять его требования?
Готов ли я открыть свою страшную тайну? И поможет ли мне
это?
Да. Доверяю. Да. Готов. И почти
уверен, что да. Поможет.
И я, отпустив все мысли, страхи и
тревоги, начал изливать душу.
- Я прибыл из другого мира. Фотини
тоже. Но у неё все иначе. И мне нужны книги, в которых говорится,
как создать портал, чтобы убраться отсюда куда подальше.
Глаза Горма округлились, лицо
заострилось, он вытянулся вперёд, едва не затрясся.
- Рассказывай. Всё. И клянусь
Морриган, вы не пожалеете!
Жажды знаний в этом голосе было
столько же, сколько и безумного вожделения. Нет, с этим колдуном
точно не всё в порядке. И хрен с ним, я выбор сделал, пойдём
вперёд!
И я двинулся, рассказывая историю
одного невезучего попаданца, опуская – как Иоганн и просил –
некоторые моменты, сокращая и гоня повествование вперёд.
Пару раз нам меняли блюда, товарищи
наелись до отвала, даже Иоганн успел немного прийти в себя, а я всё
говорил, говорил и говорил.
Когда закончил, горло хрипело, словно
у блэк-металлиста на концерте, а руки тряслись. Последние
воспоминания выдались не очень приятными, их хотелось
забыть.
Я налил ещё воды и залпом осушил
бокал, после чего уставился на Горма.
Тот будто бы впал в транс. Золотистые,
серебряные, бирюзовые полосы на его ладонях и лице светились ярко,
искрясь, и их стало много, очень, очень много!
Чародей, точно заворожённый, глядя в
одну точку, потянулся к блокноту и ручке и начал писать. Дико,
неистово, точно от этого зависела его жизнь! Узоры вспыхивали
символами на коже, перелетая с неё на бумагу, оседая
пыльцой.