Конная сотня, выставив копья, помчалась на горстку дерзких
людишек, сжимая кольцо. Даниила подтолкнул Коловрата, молвил на
ухо:
– Пора, Старший. Перун примет нас в мир Прави.
– Пора, Равный, – Коловрат поднял синюшные веки.
Десять ратников-побратимов со страхом и болью в сердце наблюдали
кроваво–красные глаза воеводы. Синие прожилки становились всё
отчётливее с каждым мгновением. Теперь он закроет глаза только в
последний раз.
Одиннадцать воинов с диким рёвом, от которого даже хвалённые
своей послушностью лошадки степняков сбрасывали седоков, прыснули в
разные стороны, навстречу кольцу.
Одиннадцать воинов швырнули щиты, и одиннадцать вражеских
всадников вышвырнуло ураганной силой с сёдел. Больше ни один не
встанет.
Одиннадцать взмахов русских мечей и одиннадцать всадников
кусками свалились с лошади.
Скорпион стоял в центре круга, наблюдая, как после второго
взмаха мечей началась сеча. Всё смешалось в один сплошной бой,
движение. Глаза успевали следить только за воеводой.
Ещё один всадник слетел с лошади, и вражеское копьё оказалось в
руке воеводы. Пронзил наездника с лошадью. Та завалилась на бок,
подмяв под себя седока. Другой всадник мчался со спины. Коловрат
развернулся и бросился под коня. Копыта махнули в опасной близости
от лица, но русский меч подрубил жилу и ещё один всадник был
сброшен и задавлен своим же конём.
Меч Коловрата словно не зависел от руки, со стороны казалось,
что воевода с ним живут одной жизнью. Меч рубил одного, свободная
рука хватала другого, а ноги ломали кости третьему. Евпатий был
словно создан из чего–то смертельного, что несёт смерть каждым
касанием. Лик его был грозен, цвет лица неестественно бел.
Двух минут хватило, чтобы от грозной сотни конных остались в
живых лишь несколько. Но вновь со стороны ордынского лагеря спешили
ещё две сотни отборной гвардии.
Нет сухого места на одежде Коловрата, весь в чужой крови с
головы до ног. Руки мелко дрожат, зрение падает, высыхают глаза, но
враги тоже падают под ноги с каждым дыханием.
Поверженные ордынцы редели, и с каждым убитым у детей, стариков
и женщин на городской стене было больше шансов выжить. Где же
подкрепление удельных князей? Не прикроют спину политические
князья, не выступят против военных вождей. Все в Державе погрязло в
смуте, позабылось престолонаследие с новой верой.