На мгновение лицо Эйнара превратилось в непонимающе-удивлённую
маску, но он почти сразу сообразил, что к чему, недовольно поджал
губы и кивнул.
Однако рано я расслабилась и подумала, что всё схвачено, всё под
контролем. Нас накрыл полог, отрезав от мира. Даже воздуха стало
маловато — абсолютная защита.
— Ты знаешь руну вызова? — спросил он и, дождавшись моего кивка,
нарисовал руну на моей ладони. — Запомнила? Это рабочая. — Я
кивнула ещё раз. В основном потому, что лёгкое щекочущее касание
едва не выключило мозг напрочь. — Когда тебе будет удобно
поговорить, или если я буду нужен срочно, — чертишь эти две руны на
любой поверхности, вливая каплю родовой магии, чтобы я опознал.
Если у тебя экстренная ситуация и я нужен в то же мгновение — не
для разговора, Серена, а спасать жизнь или что-то аналогичное, —
чертишь мою личную руну.
Ещё одно касание, и я прилагаю мыслимые и немыслимые усилия,
чтобы не пойти на поводу у чувств. Он так близко. Непозволительно.
Непристойно близко. Я ощущаю терпкий аромат его кожи, смешанный с
лёгким запахом антидота…
«Серена! Очнись!» — заверещал здравый смысл.
— Ещё раз нарисуй, пожалуйста, — хрипло произнесла простейшую
фразу. А усилий — словно трижды прошла от начала до конца полосу
препятствий.
Смутилась этой предательской хрипотце в голосе, покраснела, даже
головой потрясла. Наваждение какое-то, честное слово!
Твёрдые губы растянулись в улыбке, а я почему-то не смогла
оторвать от них взгляда.
— Хорошо, — произнёс Эйнар. Теперь улыбка слышалась и в голосе.
— Только, Серена, милая, попробуй сосредоточиться. Хотя я этого
совсем не хочу, — честно признался он.
Я вскинула взгляд. Эйнар смотрел… жадно. А я…
Закрыла глаза, сделала шаг, чтобы тут же оказаться в загребущих
лапах своего личного дракона. Пусть и без внутреннего зверя. Но с
той же сущностью. Моё!
Я — его сокровище.
Только вот пока нахожусь в чужой сокровищнице.
Вдохнула его тепло, потёрлась щекой о грубую чёрную ткань формы
Сантора.
— Я этого не помню, но, оказывается, мы с Ником обручены и
связаны клятвой вечности, — прошептала, понимая, что это, возможно,
последнее наше объятие.
Он замер. Не дышал.
Я прижалась к нему сильнее. Пальцами вцепилась в ткань на спине.
Могла бы — и ногтями бы проткнула насквозь, чтобы впиться,
проникнуть под кожу, никогда и ни за что не отпускать. Слёзы
прохладными дорожками заскользили по щекам. И мне было ни капли не
стыдно, хотя рыдала я едва не впервые в жизни.