— С продажей ты имеешь ввиду? — уточнил Руслан. Его бровь приподнялась и изогнулась.
— Да.
— Барыга, — высказался друг.
Натка сразу же стукнула следака под затылок.
— Нат! Ты чего? — возмущённо отодвинулся мужчина.
— А то! Дилер, а не барыга! — воскликнула подружка, сложив руки на груди.
Хорошо, что негромко. Не хватало нам ещё, чтобы посетители на нас оборачивались.
— Да какая разница? — вдруг спокойно спросила я. — Всё равно одно значение.
Натка зло зыркнула на нас, и мы, хоть и не боялись её, стушевались.
— И что же дальше? — спросил кареглазый.
— Ничего. Я ушла. Не стала ничего трогать. Только спросила, всё ли у него хорошо. Он ответил, что у нас всё отлично. А потом… Я узнала, что беременна, — встретив две пары удивлённых глаз, поправилась: — но не сразу. Тогда я уже была уверена, что он употребляет. Мы приехали в гости к тёте Дине. Женя отъехал по делам. В тот день я спрятала деньги в квартире. Он вернулся и налетел на меня. В общем… Так получилось, что я потеряла ребёнка, произошёл нервный срыв, и я… сначала просто не могла это вынести, поэтому восстанавливалась. Соболев однажды приезжал в больницу. Сказал, что уйдёт из моей жизни, но потом обязательно вернётся вновь.
До этого молча сидевшая Натка, нахмурилась и закричала, вскочив:
— И ты ничего не говорила?! Пережив такое, почему ты не поделилась?
Рус схватил её за руку и, погладив большим пальцем, потянул вниз.
— Успокойся, Натусь.
Я отвела взгляд в сторону. В глазах собирались непрошенные слёзы.
Сжав руки в кулачки, подруга опустилась на место.
— Это он звонил сегодня?
Сил ни на что не осталось. Я кивнула. Закрыв лицо ладонями, не смогла больше сдерживаться. Солёные капли быстро превращались в дорожки на щеках. Вспоминая сцену за сценой, происшедшей со мной тогда, я и вовсе разрыдалась.
Истерические всхлипы повели меня в грань эмоций, которые я редко себе позволяла выражать плачем. Как бы тяжело ни было, я всегда старалась быть сильной и не реветь.
Но от таких воспоминаний, спрятанных глубоко внутри, у меня ещё не всё отболело. Я пыталась лишь заглушить боль своих страданий, однако не могла, и только прятала их в дальний угол.
Сейчас они друг за другом вырывались из груди.
Подруга подсела ко мне и тоже зарыдала.
— Ну почему? Почему ты не сказала, Настюш?
— Не знаю, — зашептала я. — Не знаю, Нат.