Снаружи было людно: к шефу образовалась очередь, а я шла мимо этих людей – кто они? – и привыкала к мысли, что у меня есть премия и отпуск. Мысль шла скверно, ее приходилось запихивать в голову, уминать и утрамбовывать там.
«Ничего, Алекса, справишься. У тебя впереди три недели жаркого солнца. Если повезет – то двойного солнца. Говорят, на Бруствике получается модный сероватый загар. Рыжие волосы, голубые глаза, пепельная кожа…» Меня чуть не стошнило от понимания: я еду на курорт, чтобы развеять депрессию. А депрессию вызвало то, что меня не устраивает мое спокойствие. А не устраивает оно меня потому, что…
– Эй, Люэ!
Я остановилась. А, ну да. Тодд.
– Привет. Чего тебе?
– Слушай, дело есть.
Он поманил меня в сторону, пряча папку за спину. Лицо при этом получилось натужно-обеспокоенное, словно дело страшненькое и стыдное, но решать с этим что-то надо.
– Что у тебя?
– Ты это, понимаешь, я тут пишу, пишу…
Болван. Пишет он. Будь это космоходка – уже дала бы в рыло.
– Ты не тяни, – посоветовала я. – Или пошел вон с дороги.
– Слушай, – вдруг сказал он, – ну неужели тебе неинтересно?
Лицо и впрямь озабоченное. Капитан, как есть, причем – в дальнем рейде, из боезапаса остались только мелкие ракеты и дюжина боевых дронов, а повсюду чудятся мятежники.
– Выкладывай.
– Слушай, ты мне когда-то говорила, – заговорщицки начал он, постепенно повышая голос, – а я забыл… Как правильно пишется… «Люэ» или кх-хах!.. «Люэс»?
Вот урод. Стоит и ржет – сам себе клоун, да и я хороша: сколько на этот дебилизм попадаться буду, а? Нет, ну какой гад, и в очереди уже подхихикивают – тоже мне, верх остроумия услышали.
Кулаком – под дых. Нежно, чтобы не отбить ничего лишнего. Убрать голову, потому что он сейчас отмахнется вслепую. И – стопой в голень.
Очередь позади сочилась космическим молчанием, ровно горели мягкие лампы, на полу исходил руганью идиот, а я шла прочь с отчетливым ощущением, что на самом деле избили меня. Я, глупая, пыталась распрощаться с системой, выпятила свой характер и получила по мордасам. Все, могу быть свободна. Очень уж не хотелось признавать: я перегорела, – но что поделать.
На своем «Тиморифоре» я уделаю любого из этих крысенышей, распечаткой моего списка благодарностей можно обклеить уборную, и на кухню тоже останется. Я дерусь, стреляю и хамлю, как два десантника сразу, но вот сейчас я дала в морду и ушла с четким ощущением, что получила.