— Чую, Йован, чую, — Горан тянется к банке пива, что стоит на журнальном столике, и исподлобья следит, как я молча отступаю.
Какая-то странная у них реакция на пиццу и ее запахи. Соус, возможно, резковато отдает базиликом и орегано, но на то они и пряные травы. Могли бы в заказе указать, что не любят специи.
— Действительно, — третий товарищ волосы приглаживает и обращает на меня немигающий взор серых глаз.
— Пицца свежая, просто остыла за столько времени…
Нет, ребятушки, мы так не договаривались. Я была согласна на одного маньяка, а не на трех.
— Урош, — Горан скалится в жуткой улыбке, — удачно ты пиццу заказал.
— Хорошего вечера, — в холодном и липком поту шепчу я и выхожу из гостиной спиной вперед, потому что интуиция подсказывает: нельзя к ним поворачиваться затылком.
Я словно не с людьми встретилась, а с опасным зверьем, что могут в любой момент сорваться с места и разодрать меня в клочья. Глаза у них голодные и угрюмые.
— Мы ведь встретились выпить и культурно отдохнуть, так? — до меня доносится голос Уроша, а в его словах я слышу предложение отказаться от изначального плана дружеских посиделок.
— Так, — глухо отвечает Йован. — Но сучку ты зачем позвал?
— Я хотел пиццу, а сучка в комплект входит. Акция у них, — Урош беззаботно и тихо смеется. — Закажи три пиццы и получи целку с овуляцией бесплатно. Неплохая акция.
— Так она часть нашего культурного отдыха?
Выскакиваю в ночь, прикрыв рот ладонью, чтобы в холодной панике не закричать, и бегу к машине. Мне стоило прислушаться к своим сомнениям, когда я свернула с шоссе в лес, но я же исполнительная идиотка! Ныряю в салон, мельком глянув на окно, в котором застыл темный силуэт.
— Проклятье, — резко проворачиваю ключ в замке зажигания.
Мотор дребезжит, кашляет, захлебывается и глохнет. Пальцы дрожат, загривок холодеет, и я вновь нервно проворачиваю ключ. Мотор не реагирует, и я на грани обморока и истерики, а в окне темнеют уже две тени.
— Нет-нет-нет! — шепчу я, когда на крыльцо выходит Урош с куском пиццы.
Встряхивает блондинистыми патлами, жует и с интересом наблюдает за жалкими попытками завести старое корыто. Я же прекрасно знала, что моя машина не рассчитана на долгие поездки и бездорожье.
Спускается по ступеням. Мне холодно, а каждый сиплый и судорожный вдох и выдох дается с трудом. Теперь Урош кажется мне не дерзким бунтарем с тихим и мягким голосом, а душегубом, у которого на счету десятки наивных курьеров. Очень удобно. Можно покушать и утолить голод жестокости, расчленив тупую жертву, что сама явилась в лесную глушь.