Я прохаживался по мощёной дорожке, всякий раз поравнявшись с шахматистами, прислушивался к разговору, но наблюдал за ними на некотором удалении. Боялся нарушить едва уловимую гармонию тех мгновений игры и их взаимоотношений, уподобившись бесцеремонным охотникам за редким фотоснимком.
Спустя некоторое время я вновь заглянул в уже знакомый дворик – теперь за столом было пусто, но, в очередной раз, отмеряя шагами ту самую дорожку, обнаружил в траве возле скамейки пухлую тетрадь – она больше походила на объёмистую папку, раздутую от большого количество вложенных листков между страницами. Надо сказать, я видел её не впервые – старики-шахматисты записывали в неё свои ходы. Но почему она здесь? Забыли?.. Возможно, острый эндшпиль стал причиной тому. Или по рассеянности вместо скамейки они опустили её на землю, после сами поднялись и ушли. Я строил предположения, а набежавший с Онего ветер шелестел тетрадными страницами.
«Что ж, – решил я, подняв находку, – верну при встрече. Заодно представится повод познакомиться». Так подумал я тогда, стряхивая с синей обложки прилипшие комочки земли и совсем не подозревая о том, какую тайну скрывала найденная тетрадь.
На следующий день стариков на месте не оказалось. Не появились они и в последующие дни. Не из любопытства, а лишь с мыслью обнаружить адреса или телефоны, по которым можно было бы разыскать шахматистов, я перелистывал тетрадку, перебирал вложенные листы. Наспех записанные партии, длинные столбики цифр… Я развернул выпавший листок – вроде бы письмо, но без конверта. Ещё один – то ли обрывок дневника, то ли записка, но почерк другого человека. Оказалось, это записи мальчика или юноши, и письма его дяди. Мне стало неловко, что в моих руках чужая переписка. Читать ли дальше? А вдруг между строк найдётся адрес или телефон кого-то из стариков? И я взялся разбирать почерк. Вчитывался и удивление, больше скажу, изумление вызывало прочитанное. Несуразица какая-то! Что ещё за сумбурные обрывки?!
…так обозвал я начальные страницы этого странного собрания разнородных записей. Первые листы были плотно исписаны с обеих сторон округлым убористым почерком.
«Своего отца я мало помню, – писал Мирослав. – Знаю, что воевал. У него есть медали, орден. У моих дружков родители тоже воевали и имели награды. Тайком от родителей я таскал их во двор и в детский сад, но отец не ругался, даже когда я потерял несколько. Мы с ребятами хвастались друг перед другом, сравнивали, у кого их больше.