– Только ты меня не перебивай и не останавливай.
После темы Никита варьирует вокруг мелодии. Получается похожее на «Во саду ли, в огороде». Но тут ему вспоминается одна яркая фраза Хаббарда, и он начинает ее развивать. Влад кричит и грохает кружкой по столу, отмечая каждую вторую долю. На втором квадрате Егоров странствует неподалеку от темы. На третьем – уходит дальше. Влад склоняется к нему и поет главную мелодию на ухо.
Потом Водкин сменяет его.
– Ну, что записываем? – говорит Водкин. – Ставь катушку, а я пока тенор искупаю.
Владу выдали ленинградский саксофон, старенький, облезлый, добитый, он кое-как приладил трость. Но клапана пропускают воздух, и ему приходится смачивать замшевые подушки под краном.
Записали – слушают.
– О, нет! – Никита морщится, как от зубной боли. – Это я, что ли?
И Влад мрачнеет, когда доходит дело до него.
– Шортера бы стошнило, если б он меня услышал.
– А у Хаббарда случился бы приступ мигрени, – говорит Егоров. – Но у тебя лучше получается.
Водкин мотает головой, стучит кулаком по коленке.
– Брось, не успокаивай меня… Хотя это самовар, а не саксофон, я бы и на «Сэлмере» лучше не сыграл. Полная лажа!
Оба курят последнюю сигарету, передавая ее друг другу.
– Я одного не понимаю, – говорит Водкин, – они-то где научились? Где, вообще, учат джазу?
– Они черные. У них это в крови. Белым так не сыграть.
– Не верю! – кричит Влад. – В Штатах есть отличные белые музыканты, и во всем мире. Это мы тут сидим, в этом союзе нерушимом, как в нужнике, и ничего не слышим. Я тебе уже говорил, надо линять в Америку!
– Ладно там, про Америку. А звук? – говорит Никита. – Чувствуешь, какой у Фрэдди звук? Как он раскачивает вибрато!.. Труба мягкая. И эта странная фонетика… Заметил, как они чередуют стаккато и легато?
– Стиль называется бибоп, – объясняет Водкин. – То есть, кроме первой ноты, каждые две последующие залигованы. Получается «па-пара-пара-пара…» и так далее. Но вроде и с оттяжкой.
Никита гасит окурок в блюдце.
– Я импровизацию Хаббарда запишу. И буду долбить до тех пор, пока не получится.
Егоров сидит с нотной тетрадью у магнитофона до утра, слипаются глаза. Интересно, что сейчас поделывают звезды джаза?
В Штатах пятый час дня, значит, Фрэдди мог повести Вэйна в бар. Сидят, обсуждают контракты, будущие пластинки. А у Егорова даже щепотки чаю нет. Он израсходовал весь карандаш, стерся ластик, но почти вся импровизация записана.