– Ты, вааще, классный мужик, – говорит пьяный Степан. – И чего в музыку пошел? Лучше бы на летчика выучился. Первым делом, первым делом самолеты. Ну а девушки… За мою невесту! За Маргариту!
– Мы же договорились: ни слова о бабах!
– Извини, – соглашается Степан, гася папиросу. – Я понимаю… Печет тебя, да?.. Ну, это… как уголек у сердца, долго не погаснет… Нужно время, брат…
– Не знаю, – печально говорит Егоров. – Я ничего не знаю о времени.
– А о самолетах?
Егоров отворачивается, он всё еще безутешен. Степан гнусаво поет:
– Все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц…
– Да пошел ты! Жених долбаный!
– Кончай, Никита! – Степан слегка толкает Егорова в плечо. – Лучше сыграй!
– Отстань!
– Очень тебя прошу!.. Ты, когда во дворе играл, честно, у меня просто мурашки по коже…
– Ты так считаешь?
Егоров смотрит на Прибытко, как на сумасшедшего, потом достает трубу, на них оглядываются.
– Эй, музыкант, развесели душу!
– Давай чего новогоднего!
– «Сероглазую»! А мы подпоем! До чего ж ты хороша, сероглазая! Как нежна твоя душа, понял сразу я!
Никита оглядывается, Степан торопит:
– Начинай, люди ждут.
Почему-то стихает шум, даже жевать перестали, уставились в сторону Егорова.
Что же им сыграть? Классику? Глупо. Джаз не поймут. Никита возвращается к той мелодии, о которой подумал сразу же. Так часто и бывает: о чем первом подумал, то и правильно.
Он понимает, что не имеет права облажаться, набирает побольше воздуху, там почти всё на длинном дыхании. Та-ра-ра, та-ра-ра, та-ра-ра-а-ра-рам… «Прощание славянки».
Он еще до второй части не добрался, а краем глаза замечает, что какой-то мужик встает, потом и другие, все до одного. Снимают шапки, опускают головы, не смотрят друг на друга. Из кухни выходят повара, посудомойки берутся под руки, прижимаются друг к другу, словно вдруг осиротели и у всех одна беда.
Курсант-авиатор Степан Прибытко, без пяти минут муж Маргариты, тоже встает, застегивается, защелкивает пряжку, но шапку надеть не решается, отдает честь маршу с непокрытой головой.
Егоров играет и чувствует, будто расстается с чем-то очень важным, щемящим, наипоследнейшим, с тем, что никогда больше не вернется.
И видит, видит вдруг Егоров краем глаза, как возникают из прокуренного воздуха два ангела небесных, оба в плащ-накидках с ППШ на груди, будто с памятника, что у кинотеатра «Победа», соскочили. Они встают по обе стороны от Егорова, обнимают его за плечи, всем своим видом выказывая удовольствие.