Дома никого не было, ни Милы, ни ее родителей. Ждать пришлось полдня, в течение которого Вика успела и прогуляться по округе, и буквально изучить каждый сантиметр старенькой входной двери в квартиру Милы, и вообще всю эту унылую двухэтажную постройку пятидесятых годов прошлого века. Подъезд затхлый и прохладный, дверь не закрывается, а сам дом даже по внешнему виду кажется покосившимся. Жили в нем в основном старики да пьяницы. Но в будний день никого не было.
Гуляя по округе Вика встретила Феликса в компании нескольких ребят. Вика проходила мимо, одарив его презрительным взглядом, всем видом показывая, что больше не хочет никогда его видеть. Феликс пошел за ней и хотел заговорить, взяв за руку, но Вика ее резко отдернула и ускорила шаг. Тот лишь махнул рукой в ее сторону и невнятно буркнул какое-то ругательство.
Школу, естественно, в тот день Вика прогуляла, ибо сочла, что спасти подругу от родителя-тирана было намного важнее, чем один прогул и недовольство учителей и родителей. Наконец к квартире подошел мужчина, по виду напоминавший типичного уголовника. Он был невысокого роста, жилистый, брит на лысо, руки были в татуировках перстней. Когда этот человек посмотрел прямо на Вику, ей показалось, будто он ее вдавит в пол только взглядом. Знавшая отца Милы только по рассказам ее самой, Вика внезапно поняла, что ужастики о нем были вполне правдивы. Даже заговорить с этим человеком было страшновато, но Вика решилась:
– Здравствуйте… Вы – отец Милы?
– Ну, здравствуй! – внезапно очень по-свойски ответил мужчина, и довольно хитро добавил, – Предположим, да. А что надо?
– А Мила дома?
– Мила – в больнице! – отвернувшись к двери, произнес мужчина, вставляя ключ в замок.
– С ней все хорошо?
– Жить будет! Руку сломала и поранилась… Несерьезно! Куда серьезнее – что опять ослушалась, дрянь! Вернется – проучу так, что навсегда запомнит! – говорил мужчина, ковыряясь с замком, который явно заедал и не сразу открывался.
– Пожалуйста, не надо, – попросила Вика, жалостливо, как только могла.
– Это еще почему? – отвлекся мужик и обратил свой гневный взор на Вику, – Она призналась, что сама виновата! Играла на стройке, где я запретил, упала… Значит, будет наказана!
– Это я… – промолвила Вика.
– Что «я»?
– Я виновата, что она там была и упала… – честно, но от испуга тихо произнесла Вика и уставилась в пол. По щекам текли слезы, тряслись губы и подкашивались ноги. Сердце ушло в пятки, но точка невозврата уже пройдена.